Расшила крестиком и гладью полотно
Застывшей в одиночестве звенящей ночи.
Бессонницу сюжеты на холсте пророчат,
В них боль, обида, огорченье вплетено.
С протяжным скрипом километры диорам
Несутся, возвращаются и снова в память
Врезаются, как жгучее из жерла пламя,
Из наших новых не киношных мелодрам.
К утру баталии расписанных картин
Всё ярче становились и ещё правдивей.
О, сколько в историческом моём архиве
Лежало грусти под замком средь паутин!
Слезами бережно её я отбелю,
Прощения украшу золоченной нитью.
Неумно попирая шепоток наитья,
Зачем-то сердце мне стучит «…ещё люблю!».
Но мрачным бархатом художества измен,
Эскизы растворимого дождём обмана,
Последнего с блондинкой твоего романа
Опять хватают чернотой своею в плен.
Рассвет пытался обстановку изменить,
Размытости вносил и шелковистость в краски,
Десятому «Прости!» я примеряла маски,
Чтоб снова густо недоверием чернить.
Стежками смелыми атласные лучи
Рассеялись реальностью на всех полотнах
На полке фотографию твою охотно
Зачем-то высветили пламенем свечи.
- Смеёшься? Весело бездушному тебе?
Ну, нет уж! Убирайся! – и в окно швырнула,
Лишь рамка перламутром налету сверкнула,
Оставив колкие осколки на судьбе.
|