Германия —
это тебе!
Это не от Рапалло.[1]
Не наркомвнешторжьим я расчетам внял.
Никогда,
никогда язык мой не трепала
комплиментщины официальной болтовня.
Я не спрашивал,
Вильгельму,
Николаю прок ли,—
разбираться в дрязгах царственных не мне.
Я
от первых дней
войнищу эту проклял,
плюнул рифмами в лицо войне.
Распустив демократические слюни,
шел Керенский в орудийном гуле.[2]
С теми был я,
кто в июне
отстранял
от вас
нацеленные пули.
И, когда стянув полков ободья,
сжали горла вам французы и британцы,
голос наш
взвивался песней о свободе,
руки фронта вытянул брататься.
Сегодня
хожу
по твоей земле, Германия,
и моя любовь к тебе
расцветает романнее и романнее.
Я видел —
цепенеют верфи на Одере,
я видел —
фабрики сковывает тишь.
Пусть,—
не верю,
что на смертном одре
лежишь.
Я давно
с себя
лохмотья наций скинул.
Нищая Германия,
позволь
мне,
как немцу,
как собственному сыну,
за тебя твою распеснить боль.
Рабочая песнь
Мы сеем,
мы жнем,
мы куем,
мы прядем,
рабы всемогущих Стиннесов.[3]
Но мы не мертвы.
Мы еще придем.
Мы еще наметим и кинемся.
Обернулась шибером,[4]
улыбка на морде,—
история стала.
Старая врет.
Мы еще придем.
Мы пройдем из Норденов[5]
сквозь Вильгельмов пролет[6] Бранденбургских ворот.[7]
У них доллары.
Победа дала.
Из унтерденлиндских отелей[8]
ползут,
вгрызают в горло доллар,
пируют на нашем теле.
Терпите, товарищи, расплаты во имя…
За все —
за войну,
за после,
за раньше,
со всеми,
с ихними
и со своими
мы рассчитаемся в Красном реванше…
На глотке колено.
Мы — зверьи рычим.
Наш голос судорогой немится…
Мы знаем, под кем,
мы знаем, под чьим
еще подымутся немцы.
Мы
еще
извеселим берлинские улицы.
Красный флаг,—
мы заждались —
вздымайся и рей!
Красной песне
из окон каждого Шульца
откликайся,
свободный
с Запада
Рейн.
Это тебе дарю, Германия!
Это
не долларов тыщи,
этой песней счета с голодом не свесть.
Что ж,
и ты
и я —
мы оба нищи, —
у меня
это лучшее из всего, что есть.
1922-1923
|
Послесловие: Черновой автограф строк 1—7 в записной книжке 1922 г., № 18 (БММ); газ. «Известия ВЦИК», М. 1923, № 2, 4 января; «Стихи о революции», 1-е и 2-е изд.; «Вещи этого года»; Сочинения, т. 2. Написано в результате поездки Маяковского в Германию осенью 1922 года.
В предисловии «До» к сборнику «Вещи этого года» Маяковский сделал такое примечание:
«Аэроплан, летевший за нами с нашими вещами, был снижен мелкой неисправностью под каким-то городом. Чемоданы были вскрыты и мои рукописи взяты какими-то крупными жандармами какого-то мелкого народа. Поэтому вещи, восстанавливаемые памятью, будут слегка разниться от первоначальных вариантов».
[1] Рапалло. — Имеется в виду договор между Советской Россией и Германией, подписанный в апреле 1922 года в Рапалло (Италия) во время Генуэзской конференции.
[2] В июне 1917 года правительство Керенского предприняло по указке Антанты новое наступление, имевшее целью затянуть войну между Германией и Россией.
[3] Стиннес — могущественный капиталист Германии.
[4] Шибер — спекулянт.
[5] Норден — рабочие кварталы Берлина.
[6] Вильгельмов пролет — средний пролет Бранденбургских ворот. Через эти ворота ездил только Вильгельм и разрешалось один раз проехать новобрачным из церкви.
[7] Бранденбургские ворота — триумфальные ворота в центре Берлина, через которые рвались в марте восставшие коммунисты.
[8] Из унтерденлиндских отелей — имеются в виду богатые отели на улице Унтерденлинден в центре Берлина.
|
