LXI
Больно видеть, Господь, воскресения свет,
Розы свежие нам и не бросили в гробы,
На скатерки с вином излился черноцвет,
Каждый потчевал здесь хлебосольные сдобы.
Только вежды цирцей нерассказно страшны,
Только наши персты не имают колечек,
Их не снять и слезой не прелить ложесны,
Травны мы от воды черных кривичских речек.
И чистец перешли, и раздали цветки,
И, Господе, поем в жизнетратных адницах,
И на горьких венцах все горят лепестки –
Чернь воспомнит еще о стозвонных музыцах.
LXII
А и блеклые наши цвета
Восприветит Христос, чтоб явиться
И речи: «Кровь сиих излита,
Время ею настанет дивиться».
Узрит Он и розарный тернец,
И сиреней исцветья златые,
Повелит в свой заплести венец
Маргаритки, они ль не святые.
Как не станется красных цветков,
Не достанет Христосу любови,
Мы накрасим еще лепестков –
Яко рдятся прелитые крови.
LXIII
Кричат с высоких колоколен,
Точатся маковки златые,
Пресечь Христос один и волен
Сии кликушества пустые.
Глагольте, ангелы, возвестно,
Как не звонят, хотя снемеют,
Витым черницей Слово лестно,
Благих ли жалобить посмеют.
Не хватит краски на церкови –
И что гореть всезлатно митрам,
Тогда слиются нашей крови
Ручьи ко Божиим палитрам.
LXIV
Будут мертвые эльфы парить,
Расточаться во цвете багровом,
И тогда нас решат одарить
Всецветенными светом и Словом.
Змеи выели ярь-очеса,
Возгляните: се черные свечи,
А еще подаем голоса,
Яд лием со немеющей речи.
Свет нагорный огонем пронзит
Фарисейские тризны и свечки –
И речения кровь исказит,
Мы ее завивали в колечки.
LXV
От любови, Господь, мы и стали черны,
И лебяжьи пуха по тщете растеряли,
Как церкови горят и краснятся млыны,
Изнемеем теперь, аще кровию пряли.
И стоим пред Тобой без юродных венцов,
Чтят венечную Смерть родовые пенаты,
На чужбине Твоих собивали агнцов,
Слезы их упеклись в терневые караты.
Только мы и сличим воздыханье чумы,
Червный цвет прелия в гнилостные короны,
Паки звучны, Господь, золотыя псалмы
И рыдают о нас колокольные звоны.
LXVI
Нощно выльется красочный цвет,
Источатся всегорние блики,
И положат нам править Завет,
Яко были во смерти велики.
А вчера еще тлели красно
Богоданные эти цветочки,
Горькой кровию станет вино –
Так расставим одесные точки.
Саван днесь уготован Христу,
Фарисеям и мы удивимся,
Златом вырдеет лист ко листу,
В белой ветоши только явимся.
LXVII
А злата мертвые не имут,
И что коронами считаться,
Венцы нецветные изнимут,
Начнем с тенями обретаться.
Мы ждали Господа в юдоли,
Его прихода золотого,
Чрез смерть реча Ему – глаголи,
Сиянней житий это Слово.
Алкать великую субботу
Всем положат, кто неумолен,
И мы кровавую блевоту
Прельем со черных колоколен.
LXIII
Нас Господь и умерших простит,
Паки рано во пире глумиться,
Всуе ангел Господень слетит,
Мы устали смертельно томиться.
И соидем на Божий порог,
Житие мы влачились, довольно,
Кровью ль нашею белен мурог,
Так цветенье его божевольно.
Белый клевер воспыхнет в огне,
Зацветутся льняные сорочки,
Ах, белее и Смерти оне,
А за ними – кровавые строчки.
LXIX
Только черной весной и неможно дышать,
А минули, Господь, первоцветные зимы,
Скоморохам легко аонид потешать,
Аще мы всебелы и срамно уязвимы.
Тратной краска легла, но забили цвики
Из чистец-серебра в лазуритные крышки,
Волошковые ниц обронили венки,
Расписали их тлом – и ни дна, ни покрышки.
Слушай, Господе, звон, это мы презвоним,
И лиются со губ кровотечные слоги,
Не сносили голов, хоть костьми охраним
Василечки Твое и златые чертоги.
LXX
Лишь сиреневый цвет отомрет,
Вертограды постелятся кровью,
Убиенных Господь изберет,
Чтоб сиих воспытати любовью.
Мы тогда золотые венцы
И наденем искосо-кроваво,
Яко Божие эти птенцы,
Хоть горятся пускай величаво.
Как Христос из терниц золотых
Всех превидит, в лазурь облачимся,
Не узнать и возможно ль святых –
О кровавом пуху мы влачимся.
LXXI
Субботы красной литании
Сменятся горней благодатью,
Как нет во золоте мессии –
И то ли путь Его к распятью.
А путь сей розами устелен,
Крестоношения страстного
Преложна треба, и нателен
Цветок в крови, и рдеет Слово.
Были мы рядом и немели,
И всем на шеи роз хватилось,
Одно алкати лишь посмели:
Чтоб имя Божие святилось.
LXXII
Будет время и мы изречем
Сокровенную правду витиям,
Огонями их клуб рассечем,
Паки зрети Христа лжемессиям.
Станут долу глядеть васильки,
Змей колодных покроют крестами,
И тогда Иисусу венки
Доплетем гвоздевыми перстами.
Слова Божия нет всеправей,
На устах ему кровью вскипаться,
А не станется горьких кровей –
Мы и будем в огонь заступаться.
LXXIII
Светлой пасхи, Господь, озолотный венец
Все красней и златей ото лет панацеи,
Так чернится одно в наших бельмах свинец,
Юровые цветки собирают Цирцеи.
Извели нас теперь в монастырских пирах,
Воскресения мы богорадостно ждали,
И холопский к Тебе загудел вертопрах,
Камелоты темны, где святые лядали.
Низошедший с небес на гробницу живу
Благодатный огонь меж левконий чумеет,
Прелегли мы, Господь, во чистец-мураву
И серебром залить чад никто не посмеет.
LXXIV
И пред пятницей ясен страстной
Безнадежный четверг во священье,
Не алкали мы веры иной,
Как Господнее вняли реченье.
А куда из юдоли бежать,
Персты битые, головы ницы,
Станем красные венчики жать,
Бледной смерти глядеться в очницы.
Снег апрельский покроет луга,
На которых успели сыночки,
И чрез кровь со чистец-четверга
Мы протянем Христосу веночки.
LXXV
Пылают горние чертоги,
Во красных маковках им рдеться,
Не узреть ясные пороги –
Так будем в золото глядеться.
Сотлела Божеская манна,
Нет за хлебницами и корок,
И персть для странников небранна,
И от небес виется морок.
Христу даяния приимут,
Мы исторгнем худые крови,
И света мертвые не имут,
А выше этой нет любови.
LXXVI
Звезды Божии с неба падут
И ожгут наши сирые лица,
И архангелы мертвых найдут,
Чтоб со кровию лилась музыца.
Их в двуперстиях станем держать,
Вспламеняя молчащие лиры,
Яко ангельский слух ублажать
И не могут церковные клиры.
Кровь стечется из ран гвоздевых,
Пламенеть будут мертвые течи,
И чрез Смерть во пресладу живых
Мы затеплим кровавые свечи.
LXXVII
И алмазный венец от иродных страстей
Потемнел, нам, Господь, тройки черные мнятся,
Предают на земле богородных детей,
А засим до Суда в пированьях бранятся.
Буде вера -- свеча, так сгорела она,
Нету боле в пирах золотых этих свечек,
Нету маковых яств и церковь снесена,
И золотят огни шерсть закланных овечек.
Чрез адницы прешли да сотлелись во рвах,
Нашей кровью, Господь, расписали фронтоны,
Воронье и горит на убельных церквах,
И гнетут алтари нощно мертвые стоны.
LXXVIII
Станут белые росы пылать,
Загорятся волошки честные,
И тогда мы речем: исполать,
И наденем венцы именные.
Всех по ним распознают, одно
Как возможно спасти убиенных,
Бродит кровию Божье вино,
А и мы о ромашках сотленных.
Персты наши омоет дождем,
Кости ль бросим, а в плоти явимся
И цветки на могилах прейдем,
И Господним цветам подивимся.
LXXIX
Зачем и мертвых убивают,
Они греховность искупили,
Цветочки горние срывают,
Сиими красят Божьи шпили.
А к нам преложно дотянуться,
Успенны эти звездоимы,
Не возлететь и не вернуться,
И мы – елико пилигримы.
Бредем и ран своих не кажем,
И кровь лиется из отверстий,
Но выйдут гвозди, мы укажем
Распятья течивом двуперстий.
LXXX
Всекрасно же алмазам гореть
На коронах царей убиенных,
И железами их не стереть,
И не вынуть из терний сотленных.
Востекут золотые ручьи,
Истемнятся пустые узоры,
Молвят ангелы – это ль сии
Венценосные в смерти уборы.
Яко, Господи, нас не спасут
И преложны лазурные троны,
Хоть во крови пускай отнесут
К небоцарствиям эти короны. |