Река детства Рыбалка

Павел Гоголев-автор.
Моему отцу

-Петро, у тебя опять сын родился, - кричат на реку в утренний июльский туман наши соседи. Это обо мне. В это утро отец наловил три ведра рыбы. Было из чего слепить „рыбник“ - универсальное приложение ко всем торжественным случаям тогдашней жизни.

Рыбачил отец почти всегда на удочку. Ещё была „дорожка“ - блесна на толстой скрученной вдвое или втрое леске, которую ведут за лодкой по реке. Очень редко зимой ставили жерлицы на налима — три-четыре поводка из лески на кольях, воткнутые в дно через лунки с наживкой из куриных потрохов.
Мать в ловле рыбы почти не участвовала, не было в их семье такого обычая. Их деревня стояла над глубоким озером с обрывистым дном и рыбу ловили в сети и „морды“ - плетёные из ивовых прутьев двойные конусы. Зато деревня отца стояла на крутом берегу нашей реки, только много выше по течению, и рыбу там ловили почти все и разными способами.

Самая, пожалуй, многочисленная стайная рыба в реке была подуст - очень пугливая и прихотливая в еде, чувствительная к перепадам погоды. Вот её и приноровился ловить отец. Подготовка к ловле подуста не очень быстрая. Сначала добывался „выбой“ - жмых после отжима семян льна. Он не продавался, а добывался через знакомых. Это были серые плиты серого цвета толщиной в ладонь и размерами с крышку табурета. За день до рыбалки кусок такой плиты откалывался молотком, дробился и долго варился в старом солдатском котелке.
Запахи при этом были вкусные.
-Сам бы ел, да рыбе надо,- говаривал при этом отец.
После варки полученная жижа выливается в заранее подготовленные на клеёнке с полведра крошек красной глины. Всё это тщательно перемешивает и делаются шарики примерно с большую булочку. Они заворачиваются в клеёнку и укладываются в деревянный ящик с верёвочной ручкой. Когда не было „выбоя“, тогда семена льна прокручивались в мясорубке и также долго варились.

Наживкой были дождевые черви, причём и они проходили подготовку перед рыбалкой. Добывались черви в старом навозе или прелых опилках, после этого они жили в ведре с влажной глиной. Для их питания в глину отец выливал несколько ложек подсолнечного масла. Такие черви долго были бодрыми, даже в воде.

Такая рыбалка всегда была с лодки. Пугливый подуст редко подходит к берегу, тем более стаей. Мест для рыбалки сразу выбиралось несколько. Глубина подбиралась около двух метров с песчаным дном и средней скоростью течения. Для привлечения рыбы в конце предыдущей рыбалки в эти места отец кидал сильно спрессованный кусок глины с прикормом. Место запоминалось по приметам на берегу. Рыбалка обычно начиналась ещё в потёмках. На месте в дно вкручивались два кола один за другим по течению. К ним привязывалась лодка. Небольшие, с кулак, кусочки глины забрасываются вверх по течению так, чтобы на дне они лежали чуть выше лодки. Рыба там собирается и ей предлагается червяк. Ловил отец на удочку обычно без поплавка, навесу проводя снасть над дном. Подсечка при поклёвке была надёжной, учитывая ещё, что рот у подуста расположен снизу. Попадала при этом и другая рыба. Рыбы бывало бывало очень помногу, и тогда почти всё дно лодки бывало ею завалено, кроме пары полных сетчатых садков.

Когда отец брал нас с собой на раннюю рыбалку, в лодку мы с братом Владимиром и не просились, так как надо было часами сидеть почти неподвижно. Мы в это время рыбачили с берега, ели разные ягоды на берегу, рвали крапиву для хранения рыбы, купались, да и других дел на берегу было много. После рыбалки мы плыли на лодке ближе к дому и все вместе таскали рыбу на крутой берег реки. Соседи с берега оценивали: „Пуда четыре будет!“ Часть улова нам с братом поручали унести стареньким соседям - так делали все рыбаки. Из остального часть подсаливали, часть сразу жарили очень помногу, приглашая хороших знакомых на свежий улов. Такое бывало в выходные дни, которые случались даже не каждую неделю. В будни отец, вставая очень рано, успевал порыбачить два-три часа.

Самая для нас интересная рыбалка была „на дорожку“. Ранним летним утром под пение петухов с крутого берега мы с братом идём за отцом. Каждый несёт свою часть вещей для рыбалки. Брат постарше - он несёт весло и отцовский форменный старый китель. Я несу жёсткий прорезиненный плащ с подкладкой в серо-чёрную клетку и большой сетчатый сеточный садок из трёх колец. Наша долблёная лодка лежит вверх дном на берегу среди многих других, привязанных цепью с замком к длинному дереву. Дерево лежит вдоль берега и комлем уходит под кучу земли от обвалившегося весной берега. Отец отпирает замок, переворачивает лодку и мы складываем в неё всю поклажу. Сталкиваем сообща лодку в воду, мы с братом садимся на нос. Отец ставит одну ногу на корму, другой резко отталкивается, садится и берёт весло. Лодка бодро выходит против течения.

Над рекой поднимается пар. Отец сидит на самой корме, распускает плетёную леску с большой блесной, опускает её через плечо в воду и быстро гребёт вверх или вниз по течению. Попадались на эту снасть всегда большие, иногда очень большие. Когда щука хватала блесну, отец быстро клал весло на дно лодки, резким взмахом над собой подсекал и уже не ослаблял леску.
-Попалась, бродяга, - говорил он обычно.
Начиналось вываживание добычи. Очень редко это были большие судаки, голавли или даже сомы, а почти всегда — щуки. Рыба прыгала, как будто хотела посмотреть на рыбаков, металась от берега к берегу, пыталась уйти в траву или в кучи затопленных деревьев. Отец выводил добычу на чистое место, постоянно подтягивая её ближе к лодке. Рыба выдыхалась и оказывалась сначала в сачке, а потом и в лодке. Она ещё долго стучала хвостом по звонким бортам лодки и раскрывала жабры. Возвращаемся, лодку на место, рыбу домой в крутую гору.

В селе вспоминали случай, когда отцу клюнула огромная щука. Она таскала лёгкую лодку вверх и вниз по течению.
Петро, ты куда поплыл?, - спрашивали с лодок и с берега.
Да почту проверить, - отвечал отец, плывя вверх. Он там был начальником.
В Климино, - отвечал он, плывя вниз.
Желающих посмотреть эту щуку было много. Почти половина её свисала со стола. На голове у неё были какие-то зелёные наросты и пиявки. Пасть была страшная. В ней было несколько блёсен и крючков с обрывками лески. Несколько человек поцарапали пальцы, пробуя остроту белых, почти прозрачных зубов. Рыбу отец чистил всегда очень острым ножом. Вскрывал рыбий живот одним махом, совсем не повредив внутренности. Содержимое большого и полного рыбьего желудка рассматривали все очень внимательно. В нём были не только непереваренные или почти целые рыбы , но остатки мелких птиц. Много было в там и вообще несъедобного.
-Нет ли там и моей старухи?- шутил старенький сосед.
Потом щуку разрубили на куски, соседи уносили их в посуде или завёрнутыми в полотенца. Печь уже топилась специально для варки щуки. На сковороде жарились куски только что огромной рыбины.

От отца мы с братом кроме множества обычных хозяйственных работ, научились и тонкостям рыбалки и тоже стали очень страстными рыбаками. Рано стали самостоятельно ходить на рыбалку при любой возможности, невзирая на погоду. Свободного времени у нас было много, да и друзья всегда были готовы составить компанию. Ещё в потёмках собирались мы на берегу, взяв с собой удочки, банку с червяками и хлеба с зелёным луком на завтрак.

Одна из удочек называлась просто „Большая“, для ловли на живца. Она была намного длинней и толще других. Леска на ней была толстая, крючок большой, а поплавок часто и не вешали, чтобы наживку не сносило. Сначала ловили мелкую рыбку, обычно пескаря, сажали его на крючок, устанавливали большую удочку, глубоко втыкая её в песчаный берег. Меня часто оставляли около удочки кричать в случае поклёвки. Брат с лучшим другом Колькой Волынкиным уходили по берегу ловить рыбу на червя. Я сидел или стоял „на посту“, рядом на листах мать-и-мачехи лежали хлеб и лук. Рыбы было много самой разной и клевала она хорошо. Жаль было насаживать маленькую рыбку на большой крючок. Но ещё больше было жалко щурёнка, который попадался и прибегавшие на мой зов Вовка и Колька обездвиживали добычу. Особенно суров был Волынкин, он стучал головой щуки об замытые в песок деревья или пытался надломить ей хребет сразу за головой . Дело доходило даже до борьбы за освобождение улова и с ним я один уходил домой. Ребята оставались рыбачить, а я гордо нёс рыбищу на гору домой.

При обилии рыбы в реке, все жители зимой и летом, кроме времени половодья, была с рыбой, хотя и мелкой. Эту рыбу просто вынимали из самоловок -„фитилей“ и „морд“, установленных у самого берега под мостками. За ней обычно ходили дети с бидончиками и мисками. Воду для готовки пищи, особенно чая, брали тут же из родников-„кипунов“ под обрывом берега.
Весной, когда река разливается и вода мутная, народ ловил рыбу на „намёт“ - сетку на длинном 5-6 метров с поперечиной метра в полтора на конце, шесте. При этом опасном способе ловли нужно было ходить над водой по самому краю берега, который под напором течения постоянно обрушивался.

Был ещё способ ловли рыбы „на метлу“. Это случалось примерно в пору сенокоса, да и то не каждый год. Когда из-за жары пересыхали старицы, превращаясь в цепь небольших озёр. При этом из озерца помельче рыба, а это был вьюн, по пересыхающим протокам сразу в большом количестве переходила в другое, что поглубже. Так как рыба эта очень скользкая и руками её схватить трудно, то её выметали на сухое место и там собирали. Огромные мётлы служили для расчистки мест для стогов от остатков старого сена. То, что рыба доступна, можно было понять по стае птиц, которые пировали у проток. Особенность вьюна ещё в том, что он даже выпотрошенный и без головы и хвоста, долго оставался подвижным. Часто хозяйки, особенно молодые, вместо жареной рыбы, находили в печи пустую сковороду и головёшки вьюнов вокруг.

Поздней осенью крупную рыбу на отмелях били острогой. Мы смотрели с высокого берега как большой костёр из смолья в решётке закреплённой металлических прутках перед носом лодки освещал почти всю ширину реки. Вокруг этой лодки плавали другие по два человека в каждой. Один управлялся с веслом, а другой стоял, высматривал рыбу и бил её острогой в виде большой вилки с зазубринами. Для такого занятия нужна была погода без дождя и сильного ветра.

По первому льду, когда он ещё не был покрыт снегом и под ним просматривалась рыба, её глушили. Инструмент для этого назывался „чекмарь“ - деревянная кувалда из куска елового ствола с горизонтально отходящей от него в качестве рукоятки веткой. Одна сторона чурбака была плоская, другая — острым конусом. Размеры такой кувалды были самые разные — по физическим возможностям и желанию добытчика. Плоской частью ударяли изо всех сил по льду над замеченной и, пока она была без движения, быстро выламывали лёд острой частью. Рыба покрупнее давала очень мало времени на то, чтоб её вытащили. После ударов рыба почти не разбегалась, а отходила в сторону. Было её очень много и держалась она прямо подо льдом. Основная опасность такого способа добычи заключалась в азарте толпы, тонкий ещё лед, пробитый и расколотый, не держал даже мелких зевак. Сам я тоже едва не был затянут под лёд, но выбрался сам. Спасатели покрупнее тоже проваливались. Весь мокрый, кроме шапки, я промчался на гору, мимо бежавших навстречу родителей, значит был выходной, и отделался только воспалением лёгких.

Было и развлечение с ловлей щурят с помощью проволочной петли с мостков. Наши ребятишки ложились на доски, продевали осторожно неподвижно стоящего в траве охотника в колечко на конце скрученной, обычно медной, проволоки. Доведя снасть до середины рыбки, резко выдёргивали её наверх. Азарт при этом был особенный.

Кроме практической ловли рыбы, была и теоретическая подготовка. Отец почти с первого номера издания выписывал журнал „Рыбоводство и рыболовство“, в котором было много интересного о природе, технике, науке и самоделок для дома. Даже смотреть картинки было очень интересно. Эти журналы отец хранил в сундучке. Там же было много вещиц для рыбалки, которые он привёз из Германии, где продолжал военную службу и после войны.
Позже по чертежам из журнала, он сделал выкройки и сам сшил из парусины основу надувной лодки, в борта вставлялись камеры для баскетбольного мяча, больше десяти штук, детская клеёнка из двух полотен облегала снизу всю конструкцию. Для жесткости внутрь вставлялся сборный каркас. Всё это быстро собиралось и разбиралось, легко умещалось на велосипеде. Очень удобно с такой лодкой было рыбачить на озёрах, старицах и лесных речках. Настоящие надувные лодки были в то время только у военных, а когда начали продаваться, то стоили несколько тогдашних зарплат.

Умение вязать узлы из лески и шнура, изготовление с помощью рубанка лёгких и гибких удилищ из молодых пихтовых стволов, ночёвки у реки и многое другое от рыбалки, как и от посильных домашних дел, было началом моего жизненного опыта.