Во времена палеолита
Суровы нравы и просты,
И морда будет враз разбита,
Когда их чтить не станешь ты!
Угрюмый вождь законы пишет
И, если надо, суд вершит,
Он всё увидит, всё услышит,
Любую тяжбу разрешит.
В руках сосновая дубина —
А-ля судейский молоток,
Чтоб справедливо вождь-мужчина
Любой конфликт прихлопнуть смог.
Мы и теперь-то не безгрешны, —
А что уж было в те года! —
И потому-то неизбежны
Конфликты, ссоры и… беда!
Однажды тощего мужчину
Учил хозяин племенной
И опускал свою дубину
Тому на короб черепной.
Но раз дубина оступилась
И угодила в нос и бровь,
И из ноздрей струёй пролилась
На землю аленькая кровь.
Мужчина тот не подал виду,
Что обученьем огорчён,
И, проглотив свою обиду,
К стене пещеры двинул он.
Смахнул он кровь рукой немытой
И о стену её отёр.
Вдруг, видит тот мужик побитый,
Что на стене возник узор!
Добавил крови он узору,
Волненьем творческим томим,
И видит вдруг большую гору.
Да нет же, мамонт перед ним!
Сейчас добавим хоботочек
На чёткий контур головы,
Потом ещё один мазочек…
Но тут свернулась кровь, увы!
Мужик, трясясь от нетерпенья, —
Остался ведь один стежок! —
К вождю помчал без промедленья,
Мол, долбани ещё разок!
Проблемы нету, вождь-рубаха
Дубинку верную берёт
И, от души, да с полумаха,
Но нет, не в нос, а по лбу бьёт!
Художник молча отползает,
Но вдохновенья больше нет.
Незавершённым засыхает
На стенке зверский силуэт…
Наутро племя на охоту
Сгоняет вождь своим дубьём,
Но живописцу — неохота:
Горит он творческим огнём.
Как оказалось, в теле тощем
Ещё запрятался талант:
Мужик, прикинувшись немощным,
Стал первый в мире симулянт!
Сказал вождю, что болен свинкой,
Что, мол, ослеп, погряз во тьму,
И вождь тогда без слов дубинкой
Больничный выписал ему.
Спустя полдня открылись глазки,
Стряхнул художник брызги слёз,
И думать стал, а где взять краски —
Не самому же бить свой нос!
По счастью, в том районе было
Несметно глинистых пластов,
И их природа наделила
Палитрой яркою цветов…
С охоты топает устало
С добычей племя. Боже мой!
Пещера тёплой, светлой стала
От живописности цветной!
Вздохнули все, особо бабы,
Они и в тот суровый век
На чувства очень были слабы!
Один угрюм лишь человек.
Да, это он, мужик с дубиной,
Ему плевать на красоту,
Стоит с гримасою звериной,
Как чёрт у пекла на посту.
И зримо в мощном лбу рождалась
Вполне естественная мысль,
Потом рука его поднялась,
И в ней взвилась дубинка ввысь.
И вдруг (когда такое было!?),
Раздались женский визг и вой,
И два десятка баб укрыло
Того художника собой.
Косматый вождь, вниз бросив челюсть,
Дубину выронил из рук —
Под дых его сразила смелость
До селе ласковых подруг.
А те, схватив, кто кость, кто камень,
А ну косматого долбать
И из пещеры в зад пинками
Без промедленья выгонять!..
Таким стал в век палеолита
Конец истории простой:
Тупая злость была убита
Цветущей вечной красотой!
От живописца же остались
Картины да потомства рать,
Ведь бабы все к нему таскались,
Чтобы ребёночка зачать!
|
