Глубокой осенью, вечернею порой,
Старик Улаф-бродяга возвращался,
Шел медленно, с изогнутой, как сам, клюкой,
Смотрел, местам знакомым удивлялся.
Сосновый лес вокруг, его он с детства знал,
Изломан весь, усеян буреломом,
С тех пор, как в юности с друзьями там гулял,
Чужим всё стало, незнакомым.
Бредущий медленно, с оглядкой, словно вор,
Стараясь вспомнить, где была избушка,
Ул нервничал, он не был здесь с тех пор,
Как вспыхнул старый дом, где шла пирушка.
В поджоге сразу указали на него,
Не стали слушать, что он там бормочет,
Накинулись с дубьём со всех сторон,
Пришлось спасаться – жить он тоже хочет.
Теперь, когда прошло так много горьких лет,
Состарился Улаф, устал скитаться,
Быть может, встретит он кого, быть может – нет,
С роднёй ему хотелось повидаться.
Вот показался дом средь зарослей осин,
Весь развалился, лишь шуршит солома,
Не видно ни души, их домик тихо гнил,
Летают совы, как у себя дома.
Скитаясь, часто вспоминал он этот двор,
И как его с деревни прогоняли,
Года прошли, а он не знает до сих пор,
И некого спросить, теперь - едва ли.
Он медленно ступает по заросшему двору,
Где мало что было ему знакомо,
Куда он приходил с гуляний поутру,
Но рад безмерно – оказался дома.
В вечерней пелене увидел тень в окне,
Почудилось ему: зовут, как в детстве,
Он на крылечко сел, откинулся к стене,
Пришёл покой, с роднёй он снова вместе.
|
