У скалы «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ» происходят таинственные случаи гибели кораблей. За дело берется журналист, по прозвищу Герой. Он нанимает судно, которое оказывается шхуной контрабандистов. После стычки с пиратами, он высаживается у скалы «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ», где наблюдает ряд таинственных событий. После возвращения на шхуну контрабандистов, корабль подвергается нападению гигантского осьминога. Шхуна разбивается о скалу, а журналист попадает в водоворот…
Тишина в бирюзовой долине,
Под солёною толщью морской,
Океанского дивного мира,
Город древний нашел свой покой.
Спят давно в очертаньях упрямых
Шпили башен и купол большой
Усыпальницы, статуи храмов
Над мозаикой площадной.
Изваянья из глыбы единой
Спят, расписаны тонкой резьбой,
У пилонов застыли химеры,
Охраняя чертог храмовой.
И гуляют по храму мурены,
СкАты правят здесь рыбьи балы,
Спрут глазастый ложится степенно
На мозаичные полы.
Есть понятье седьмого неба,
А понятье седьмого дна,
Где в глубинах спрятаны тайны
Сокровенного бытия?
***
Возвращалось медленно сознание,
Сон ли, грёзы - быстро исчезали.
Я лежал в каком-то мрачном зале,
А в груди душевное терзание.
Тут не геометрический уют -
Просторный зал базальтовой пещеры,
Под куполом, как будто завис спрут,
Такое, я скажу, щекочет нервы.
Всевидящее око там в углу,
Ну явно, что не кисти Ботичелли ,
Я в кресле, что похоже на качели,
Лежу как клееный – подняться не могу.
А рядом тут же слышу голоса,
Знакомые до боли – живы стервы!
От счастья сейчас выпрыгнет душа:
«Эй, Лоцман и Игла скажите, где мы?
«Проснулся, пресса? Я уже скучал, -
Игла запел зачем-то, - «Аллилуйя»,
Три мушкетера вместе, а я знал,
Что выживу, коль если не помру я».
«Мы не в приёмной райской у Петра,
Не в чреве у засранца осьминога, -
Тут Лоцман тихо, - Чёрная Клешня…
Та самая, секретная берлога…»
«Сюда нас притащили из подвала,
Пока ты в коме был, - Игла тут не шутил, -
Нас уложили в кресла два «шакала»,
Охранник с черепом в петлице приходил.
Потом вошли два ангела без крыльев,
Вкололи нам какую-то заразу,
Я думал, что-то против нас замыслив
И вышли молча, но, хотя, не сразу,
Мне руки смазали каким-то смрадным жиром,
Они в ожогах – щупальцем прощался
Со мною монстр, ещё на шхуне, с миром:
Пожал, потряс и весь в слезах умчался.
Потом согнули Лоцману колено
И оба покачали головой,
Оно ведь красное, как на костре полено,
Достали пистолет такой чудной,
Я думал, Лоцману пора путевку в небо
Подписывать, ан, нет, - ещё помучат,
А у него лицо, как корку хлеба
Голодный просит, в общем, чистый случай,
Что вместо пули – мазь туда набита…
Потом кивнули, вижу - не подохнет,
Как минимум до завтрака копытом
Еще потрусит или на пол грохнет.
А на тебя взглянув, рукой махнули.
Так, знаешь, вроде, как в конце парада,
Лишь лоб пощупали, как будто пыль стряхнули,
Жить будешь или нет – оно им надо?
У нас два санитара было помню,
Я в легионе жарился в песках,
Те тоже – молчуны и пофигисты,
А звали их я помню: Пох и Нах…
Уходят эти, я кричу: «Комрады,
Скажите кто вы: ангелы иль эльфы?»
Ну, в общем, необщительные гады.
Зачем мы им, как из колоды трефы?
Тебя зовём, подняться-то не можем,
А ты лежишь как мумия Рамзеса,
Без признаков… фаянсовая рожа
И никакого к жизни интереса».
Я шевелюсь, но тело будто в путах,
В глазах всё время прыгают картинки,
То щупальца огромнейшего спрута,
Подводный город, Лоцмана ботинки
Воняют, точно вспомнил – этой… дохлой рыбой.
Клешня в два Нотер-Дама, и пираты,
Аппаратуру жалко утопил я, тот бой
Ночной и труп Лангета смрадный…
«Я встать могу?»
Игла: «Теперь возможно.
Тут в этих креслах долбаная сила,
Спускай-ка задницу, но только осторожно.
Жмёт как магнитом… только отпустило.
Сейчас придёт гадалка – загадает:
ТОго на завтрак, а кого в обед…»
«Игла, заткнись! – тут Лоцман выползает,
А, кстати, где тут, к чёрту, туалет?»
При слове «туалет» сработал зуммер
И мягкий звон, как будто лифт подъехал,
Стена отодвигается – я замер,
И точно - туалет на зов приехал.
В том лифте умывальник с зеркалами,
А в лампах пузырьки бегут наверх.
Трон туалетный с рыбьими глазами,
Здесь посидеть, наверное, не грех.
«Кто вспомнить может, что с ним приключилось, -
Тут Лоцман щупает кровавую ноздрю, -
Когда та сволочь, что к нам прицепилась
Нас зашвырнула в Чёрную Клешню?»
Игла: «Я – первый».
Боже, а кто спорит?
Отважности ему не занимать,
Но если случай выпал поболтать,
Свое геройство от всегда утроит.
«Очнулся в плену темного подвала
И слышу хруст - тяжёлые шаги.
Я сам охотник, только роль шакала,
Что загнан в угол, не моя, пойми.
Я тихо в нишу, шаг за шагом вспять,
Не из-за страха – чтобы дать оценку.
В какой капкан я сунул нос опять?
В какую вляпался «по счастью» переделку?
Во тьме подвала замурован день,
Вокруг бетон весь в трещинах как в птицах,
На выходе - воинственная тень
С фосфорицидным черепом в петлице.
Палач, охранник – два в одном – он зверь,
Всевластный господин своей темницы.
Стоит с кастетом. Лампа. Под ней дверь,
Массивная как будто вход в гробницу.
Жуёт и смотрит как гиппопотам,
Мне закрывает тушей перспективу.
Но я себя за «просто» не отдам,
Я из своих жил натяну тетиву.
У ног играют сквозняки змеясь
И прячутся под мусором, я слышу,
А может злые ангелы шепчась,
Уже мою распиливают душу?
А я всё жмусь в проклятом тупике,
Хрустит под пятой битое стекло
И чувство, что в разбитом пузырьке
Когда-то было спрятанное зло.
Как с холодом, когда открывши дверь,
Не приглашая в гости странный ветер,
Вдруг чувствуешь, что входит смрад и зверь,
И на тебя…
какой-то жуткий вечер…
Огромным скатом реет его тень,
Сквозь щели бьёт уныло дохлым светом,
Пустая банка катит: «дин- дилень…»
А я уже меж тем и этим светом.
Я без горячки - два шага назад,
Свою «пружину» завожу в обрат…
И опускаясь, будто на колени,
Вдруг делаю рывок вперед,
С ударом головой
в живот
(хоть в голове и не ночует гений).
Мой лоб в ударе –
это бревнолёт,
Такими врата замка разбивали…
Пусть треснет лоб,
но дьявола собьёт,
Да что там дьявол –
врата б ада пали…
А дальше смутно…
Был удар и
вспышка…
Очнулся, как в постели у врага.
Башка гудит, там режутся рога?
А всё банальней –
оказалось шишка.
Ты Лоцман сам, каким проклятьем здесь?
Ты за фальшборт летел как самолёт,
С багром в руках, такой геройский весь,
Я за тобою в след как идиот.
Что с носом у тебя? Не сломан «румпель»?
Висит как флаг в безветренную пору, -
Игла у Лоцмана ощупывая шнобель, -
Ну вылетел, что дальше, к разговору?»
«Вот так с багром влетел бакланом в воду,
Такой бы снимок, слышь Герой, в газету,
Таких полётов я не делал сроду…
И дьяволы-собаки тащат к свету…
Меня везли в тележке по тоннелю,
Мелькали аварийные огни.
Хотел сбежать, но по башке огрели,
Вполне гостеприимные они!»
«И я о том же. Мы для них, что мясо…
Зачем спасать? Лечить? Мне не понять!
Игла завелся: - Может пидорасы,
Хотят гаремы нами пополнять?
Чего смеётесь? В каждой шутке доля,
Вы все тут умные, а я один дурак,
А может церемония такая -
Без жертвоприношения никак».
Я влез под стол. Привинченный он к полу
И восемь странных кресел - та же песня.
Ни проводов, ни пультов – это к слову,
То крутятся, то нет - как интересно.
«В одном Игла здесь прав и я согласен.
Наш статус может не определён,
Что пленники мы - это перец ясен,
А может это всё-таки дурдом?»
Я ляпнул, не подумав о бедняге,
Вдруг лоцман вздрогнул, будто кипятком…
Я почему-то вспомнил: врач… концлагерь…
Его предупреждения о том…
А стол внутри светился очень плавно
Как северным сиянием экран.
Изображения не видно никакого,
Быть может непонятно оно нам?
Прозрачный стол похожий на медузу,
Зеленых кресел кожа вся в присосках
Их восемь кресел – просто дань капризу?
Полы из камня в чёрную полоску.
В куске стены вмурована змея,
Морская, видимо, хоть я не спец по гадам.
Орнаменты из ленточных червей.
Ежи морские строятся парадом…
Еще раз обернулся, как в кино,
И понял, что настенная поделка,
Похоже это карта, но чего?
Смеюсь – эвакуации с застенка.
Вверху висит сферический пузырь,
Его предназначенье не понятно,
Мне кажется дизайнер, - мутный хмырь,
Был сам в себе – не очень адекватный.
Игла психует: «Нам дадут пожрать?
Эй, хочу ланч! И с соусом котлеты…
И снова лифт на «ланч» пришел опять,
Коктейли разные и серые галеты.
Галеты вкусом из морской травы,
Коктейли в пластике по цвету вроде «оранж»,
Игла попробовал и сплюнул: «Вот козлы!
Тут молоко с горчицей – что за сволочь?»
А Лоцман челюсти пустил как жернова,
Галеты лишь трещат и летят крошки
И льет в себя как с мельницы вода
(Напитки с рыбным привкусом немножко).
Игла смотрел как Лоцман влил опять
И мне мигнул: «А знаешь в чём проблема?
То не коктейль, а осьминога сперма».
Тот выпучив глаза хотел сблевать.
«Тут понимаешь, Лоцман, в чем секрет,
Что на тебе испытывают средство.
Пойдешь, к примеру, скоро в туалет
И вдруг найдешь не член, а что-то вместо.
Такая щупальца на метр с половинкой,
Об этом можно только лишь мечтать.
Скажу тебе - весёлая картинка,
Опять жену чем будет попугать…»
Тут Лоцман вытер губы и поднялся:
«Ты был шутом Игла – шутом остался.
Но постарайся главное понять,
Что женщину, родившую не пять –
Шесть босяков, с рыбацкого квартала, -
Её уже ничем не напугать».
«Да ладно, старый чёрт, не обижайся, -
Игла заржал, – куражусь перед смертью.
Эх, музыки сейчас бы не мешало.
Включите что-нибудь, такое, с жестью!»
И тут же Вагнера мелодия вплывает,
«Полёт Валькирий», он кричит: «Погромче!»
И громче звук всё тут же нарастает,
«Эй Лоцман, это в честь тебя, наш кормчий!
«Полёт Валькирии» – с багром пришлось летать?
А значит вместе вы теперь пилоты.
«Кольцо от Нибелунгов» - знаешь ноты?»
«Кольцо от унитаза – мне плевать!»
Пока Игла «летал» задрав рубашку,
Всё это быстро стало раздражать,
«Достаточно, - прервал аккорды Лоцман,-
Давай дневник - сдал лётные «на пять».
И снова тишина. «Хочу свободы!!!» -
Я заорал, на всякий, что случится?
Вдруг нас отпустят – дуйте нищеброды…
Такое может лишь во сне присниться.
Вновь зуммер щелкнул –
движется стена
И боже мой, египетская сила, -
Такая незабвенная картина,
Открылась океанская могила,
Скелетов корабельная гряда,
Подобного не видел никогда.
Иллюминатор мощный, сто чертей,
Нам показал картину всей «свободы»,
Их сколько затонувших за все годы?
Здесь кладбище погибших кораблей!
Чуть выше затонувший древний город,
А ниже впадины и трещины повсюду,
Лишь газы пузырьками на свободу
Бегут отсюда, есть на это повод.
Я вспомнил как едва не утонул,
В глубинах видел этот спящий город,
Водоворот меня как чёрт тянул,
А сердце колотилось словно молот.
Вокруг обломки сгинувшего судна
Вниз опускались, я что было сил
Подальше плыл, без воздуха так трудно
И тут меня как кто-то подхватил…
Очнулся я в том самом странном кресле.
Рисованное око осьминога
Смотрело на меня с укором строго,
А я был рад, что жив и все мы вместе.
«Я не хочу быть завтраком для спрута,
Вы как хотите – я готов сражаться!»
«Ты поостынь, Игла, бросаться глупо,
Тут Лоцман сплюнул, - стоит разобраться».
И снова зуммер где-то за спиной:
Тревожный тон, похоже – время вышло
И Лоцман бледный: «Да какой тут бой?
Глянь кто пришел за нами, хрен им в дышло…»
(продолжение следует)
Жижа Череповский (Чёрный Поэт) Харьков
2018 (фото инета)
|
