* * *
Ну что с того, что он сказал:
«Не буду куклой ротозеям!»
…Пришли, как в выставочный зал,
Под своды ветхого музея –
В его холодную избу,
Где пахло хвоей и свечами.
Стояли, закусив губу,
С глазами полными печали.
Из красно-белого тряпья
Гримаска постная желтела,
И каждый думал: «Там не я.
Моё пока упруго тело.
Мне до холодного одра
Ещё…»
Оркестр привычно грянул,
И каждый понял вдруг: пора!
В последний раз на куклу глянул…
И потянулась чередой
Толпа за неказистым гробом,
За чьей-то личною бедой,
За ним – не важным, не особым.
Тропинкой, что вилась дугой
К почти забытому погосту,
Шагали, гнулись под пургой,
Трамбуя снежные заносы.
У ямы, где земли куски
Разнились с белизною снега,
Сморкались в белые платки,
Сопели, молча глядя в небо.
И застучали о кумач
Земли оледенелой комья…
А был ли стон? А был ли плач?
Не помню…
Да и не о том я.
11 сентября 2018 г. |
Читаешь, а память подставляет свои похожие
жизненные эпизоды, связывая в какую-то,
даже до конца непонятную, логику.
Ефим, очень и очень понравилось!!!