Говорят, что ты меряешь всех одинаковой мерою.
И судить будешь всех по единым законам и правилам.
Но в тебя с каждым днём я всё менее, Господи, верую,
не спеша стать неистовым юнитом воинства Дьявола.
Не единожды бит был десницей незримою божией.
На Руси так мужик обходился с любимою женщиной.
Что ни день ощущаю любовь неизбывную кожею,
не успев увернуться от крепкой горячей затрещины.
О себе громогласно трубишь колокольными звонами:
надрывается медь, сизарей распугав в поднебесье.
Но всё менее слёз восковых свечи льют пред иконами
по скупым на добро городам и пустеющим весям.
Одержим меланхоликом – бесом, хандрою осеннею,
подаю апелляцию: «Будь милосерднее… Рассуди:
если это любовь, то попробуй любить чуть поменее…
раздели меж людей, чтобы было всем поровну, Господи…»
Ты сшиваешь земное с небесным, прозрачную нить
протянув от изорванных туч к отражениям в лужах…
Я тебя не прошу семь хлебов на весь мир разделить,
я со мною прошу разделить мой бесхитростный ужин.
Да, не будет он схож с той известной вечерею тайною.
Я не стану тебя подбивать на свершение чуда.
Ты прости, я - не твой ученик, не апостол, но… это ли главное?
Важно то, что не будет с тобой по соседству Иуды.
Я дерзнул бы с тобой говорить. И не стал искушать,
предлагая поведать, как всё образуется далее.
И, возможно, судьба подарила б немыслимый шанс
написать под диктовку поправки к сюжетам Евангелий.
Календарь наводил меж «сегодня» и «завтра» мосты.
По осеннему углю декабрь вырисовывал мелом…
Кофе стыл. Отодвинутый стул оставался пустым.
Лишь щека, словно после хорошей пощёчины, рдела.
|
Хотелось, бывало, завопить: "Господи, за что?!" - и молчишь, и терпишь, пока не минует
беда, пока не переболит.
Извините за "лирическое" отступление.