Жил у Синей реки в високосном году
Нелюдимый ведун, чародей, чароплёт.
Говорили, он сильным был, чёртов колдун,
Мог беду отводить — и заковывать в лёд.
Он любил тишину, и на зыбкой воде
Рисовал иероглифы тонкой рукой.
Его силой был умный холодный покой
И невидимое
ледяное Нигде.
В час, когда мотыльки подлетают к костру,
Сладко плещется рыба на лунной мели,
Искривилось пространство и время вокруг —
Мятным запахом, тонкой усмешкой Лилит.
Стала лёгкой, как небо, его голова,
Припадая к земле, заскулил его пёс.
… Посмотрела в глаза, прошептала слова.
И ее заклинание ветер унёс.
Будто тонкое жало коснулось сквозь сон —
Чутким телом он сразу почувствовал страх.
Её имя дрожало, как сдержанный стон
И звенело как эхо в тибетских горах,
И мерцали на дымных болотах огни,
И повисло на серых ветвях воронье.
Знал он — силу его только лёд сохранит,
Только снадобье чары разрушит её.
Притворился огнём, изменил естество
ледяной чароплёт, повелитель беды.
Воедино слились волшебство, мастерство,
и серебряный лёд, и чешуйки слюды,
пыль ночных перекрестков, живая оса,
зверобой, по чуть-чуть серебра, лебеды,
ветви зимних берез, черный коготь, роса,
и осколки кладбищенской черной звезды.
С каплей горечи он растворил целый мир
в золотистом вине с чародейской травой.
Говорят, его спас ледяной эликсир.
Только сердца не стало с тех пор у него...
|
