Жёлтый лист – похоронка на лето, возврата не жди.
Ворон в небе, как траурный символ, продетый в петлицу.
Превращённые в каменных идолов мокнут вожди,
поселив равнодушие сфинкса в незрячих глазницах.
Распахнулись небесные хляби, как рая врата
и краны повернул до отказа небесный механик.
Город стал кораблём, подставляющим ливню борта:
обречённый на смерть в океанской пучине «Титаник».
Здесь, в тиши типовых, поделённых на классы кают,
предоставленных щедро его многопалубным миром,
жизнь транжирят бездарно, смеются и плачут, и пьют
подневольные узники чрева его – пассажиры.
Твёрдо верят в семь футов под килем и силу винта,
жизнь свою доверяя его лопастям бесполезным.
Но над ним занесённая небом, как хлыст, пустота.
А под ним неподвластной стихии разверстая бездна.
Жизнь любого по курсу божественных лоций идёт,
только дождь вне людских корректур, подготовленных наспех
Осень к каждой каюте отмычку легко подберёт,
приготовив раскисшей душе персональный свой айсберг.
По ту сторону осени, в сонных каютах, тепло.
Пассажирам неведомы хаос, смятенье и паника.
Но сильней и настойчивей дождь барабанит в стекло –
метроном, запустивший обратный отсчёт для «Титаника».
Жизнь не даст океану Невзгод и Проблем обмелеть,
обращаясь в туманный мираж вожделенного Рая.
Чтобы в шторм по шкале в девять баллов суметь уцелеть,
я отсеки души, чувства выбросив за борт, задраю.
Бок изогнутой глянцевой деки согрею рукой,
прижимая к груди, словно бинт к кровоточащей ране.
Запечатает душу обетом молчанья покой,
опуская в чернильную бездну разбитый «Титаник» |
Что от штормов, тайфунов на дно предпочел опуститься.
Пусть на жизнь ворчат, не услышите SOS вы от Ани,
Потому что довольно высоко летает Жар-птица.