Ни худ, ни полон, средних лет,
Славянской внешности помятой,
Сидел на лавочке поэт
С бутылкой «Гринвича» початой.
Утробным голосом глухим,
Уйдя в искусство с потрохами,
Он нараспев читал стихи,
Жестикулируя руками.
Слова хлестали, рос накал,
Крутилась бешено планета.
Народ особо не вникал,
Подальше обходя поэта.
Не меньше часа шёл процесс.
Вдруг двое (кто – озвучу позже)
Изобразили интерес
На рожах выбритых бульдожьих.
И, подойдя почти в упор,
Чтеца немало озадачив,
С ним завели какой-то спор –
Литературный, не иначе.
И в результате наш поэт
Умчался в «Бобике» с мигалкой;
Вот тут его потерян след,
Как всем нам ни было бы жалко.
Что ж, наша жизнь – не детский сад.
Поймём, что было дальше, сами.
Следак, «висяк» и каземат,
Цинга, чума, старуха-мать,
Крик воронья, надгробный камень.
Не будет премий и наград,
И сборник не увидят массы.
Не потому, что виноват,
А потому, что — пидарасы.
|