О нас не пишут романтических поэм, анфас и профиль наши не рисуют на иконах.
Нам по бедру бьёт старый табельный ПМ и в цвет ночного неба форма и погоны.
На ухо правое заломленный берет, «браслетов» кольца и ремень с потёртой кобурою…
И, непременно, старый друг – бронежилет: мы не бессмертны, как киношные герои.
Не столь удачливы, фотогеничны и умны,
в нас безмятежно спят задатки Пинкертона.
И зачастую мы не чувствуем вины,
идя без лоций, не в фарватере закона.
Но лично мне плевать на мнение иных, сродни тельняшке рвущих на груди своей рубаху
клянущих на чём свет стоит безродных псов цепных, тая во взгляде смесь презрения и страха.
Теперь я – просто «бывший», но давно идёт молва, что на судьбе - клеймом «ментовские» погоны.
Мне б возразить бы, да нельзя – увы, молва права: настолько въелись в душу "стайные" законы,
что по сей день под ропот недовольных масс,
вскипев почти звериной злостью не на шутку,
я рвусь с цепи… из кожи без команды «Фас!» -
вцепиться в горло каждому ублюдку.
Они слагают миф о грязных сапогах, подковок сталью стёсанною ободравших сердце,
не ведая того, что быть должна тиха «спеца» походка в тупоносых «берцах».
Они не знают тонкостей невидимой войны, готовы прослезиться по бандиту или вору,
но опасаясь в лоб идти, заходят со спины, бросая пасквиль в ящик прокурору.
Нет колотых, нет резаных и огнестрельных ран… Господь позволил уцелеть, ему так, видно, нужно.
Но часто «обновляет» на душе глубокий шрам обсценным языком «неравнодушных»…
Пускай злословят, что с того… Да только был бы толк! До глубины души обидно, но, увы, бывает,
что шкуру пса на душу монстра надевает волк, и волчьим духом заражает стаю.
Меня сомнут, затравят... но за мной придёт другой…
из тех, с кого не пишут ни романы, ни иконы…
С «билетом волчьим» вызов миру бросивший изгой,
душой врастая в чёрные погоны.
|
