По весне, набравшись талых вод,
Разлилась река до безобразия,
Затопила бабкин огород –
Плачет бабка: экая оказия!
В баню воду незачем носить –
Там она и так стоит до пояса.
Бабке с горя в пору голосить:
Завтра праздник, а она не моется!
В кухне вздулся пол, разбухла дверь,
Телевизор отключился временно.
Не узнает старая теперь,
От кого Хуана там беременна.
Да к тому же вдруг свихнулся дед:
Третий день уже не просит водочки,
Из избы уходит он чуть свет,
Чтобы зайцев покатать на лодочке.
Порывалась старая не раз
Учинить порядочный разнос ему.
Дед в ответ лишь бородою тряс –
Что ему, пьянчуге красноносому!
«Ты мне, бабка, в душу не влезай
И не зли меня ты, седовласого!
Как-никак, мой предок был Мазай,
Друг поэта русского Некрасова!
Он велел для зайцев быть отцом.
Их спасу я и сгружу за пасекой,
Чтобы не ударить в грязь лицом
Перед нашей славной русской классикой».
Раз уж дед на предка напирал,
Значит, в жизни все переиначится.
Огород же, дверь и сериал
В книгах у Некрасова не значатся.
Трудно на семь бед найти ответ.
Жаль добра, рекою унесенного,
Но что делать, раз услышал дед
Голос предка, в классику внесенного!
Остается бабке с горя взять
Ружьецо и с ним пройтись за пасекой,
Зайчиков спасенных пострелять,
Ведь у ней есть тоже связи с классикой!
Знает бабка, чей в ней дремлет пыл,
Кто описан у другого гения.
Ее предок сам Герасим был,
Самый тот, который у Тургенева.
Голос предка бабка не предаст,
Раздобудет к празднику зайчатинки.
Будет пища, ну, а там, Бог даст,
Высохнут у телека включатели.
|
