Мы бродили с ним по Малой Стрáне,
В парке, меж гранитных клумб и ваз.
Он лизал пломбир в большом стакане,
И смотрели статуи на нас.
Он, как воробей, склоняя на бок
Голову вихрастую свою,
Любовался полосами радуг,
Вшитыми в фонтанную струю.
На мои попытки изъясняться
Отвечал он сдержанным кивком,
Чтобы над моим не рассмеяться
Неказистым чешским языком.
А когда с прогулки мы к обеду
Не спеша отправились домой,
Обещал он, что расскажет деду,
Что я очень глупый и смешной.
Я вздохнул для виду безутешно,
Сам себя ругая и виня,
А всерьёз подумал, что, конечно,
Прав он относительно меня.
А ещё почувствовал дрожанье
Зависти беззлобной в глубине:
Ему шесть, а он уже пражанин,
И принадлежат ему – не мне
Этот город древний, златоглавый,
Полный тайн, как ни один другой,
И мосты над медленною Влтавой,
И булыжник каждый под ногой.
Ветром подхватило лист бумаги.
Я его глазами провожал,
А хозяин вечной Златой Праги
Меня крепко за руку держал.
И смотрел я в небо цвета стали,
Мыслям в такт губами шевеля:
Было странно, что мальчишку звали
Очень русским именем Илья. |