Баллада
Мясник взглянул, наморщив лоб,
На жирную свинью:
«Клянусь вам честью, я её
Сегодня же забью!»
Она лежала на земле,
Не сдерживая дрожь,
Когда ей сердце проколол
Мясницкий острый нож.
Затем втащили труп в сарай
И там без лишних слов
Связали ноги ей, воткнув
Дубинку меж клыков,
Надели петлю из пеньки
На потолочный брус,
И, словно маятник, на нём
Качался страшный груз.
Теперь отмаливай свой грех,
Бесчувственный злодей!
Ты позабыл завет Христа,
Гласящий: «Не убей!»
Душа загубленной тобой
Растаяла во мгле.
И ты когда-нибудь умрёшь
И будешь гнить в земле.
Ты злую клятву дал, мясник,
И был в решеньи скор,
И ни на миг не испытал
Ты совести укор.
Но твой малютка-сын, когда
Глядел на всё тайком,
Сопел, прерывисто дыша,
И тёр глаза платком.
Он был, конечно, несмышлён,
Совсем ещё юнец,
В своей наивной простоте
Спросив: «Скажи, отец,
Зачем несчастную свинью,
Подвесив мордой вниз,
Вы толстой палкой по бокам
Дубасить принялись?»
На что мясник, хоть он и был
Угрюм и страшно зол,
На глупый мальчика вопрос
Ответить снизошёл:
«Натан, ты будущий мясник!
Не хнычь! А я потом
Тебе позволю поиграть
С отрезанным хвостом».
Но следом дочь его – она
Была совсем мала –
Вдруг побледнела и рыдать
Истошно начала,
Твердя сквозь слёзы вновь и вновь
Бессвязные слова:
«Ах, свинка! Свинка! Как же так?
Она мертва, мертва!»
Мясник, на рожу кое-как
Улыбку нацепив,
Напрасно думал усмирить
Благой её порыв.
Не плачь, сердечная! Сотри
Потоки слёз с лица!
Тебе слезами не отмыть
Кровавых рук отца.
…Истаял розовый закат,
И, встав из-за холма,
До самых западных границ
Легла ночная тьма.
Уснул мясник, и видит он
Убитых им свиней,
Фонтаном хлещет кровь из ран,
И вопли всё сильней…
Но в полночь мёртвая свинья
Вдруг приоткрыла глаз,
Затем, сгоняя мух, хвостом
Качнула пару раз.
Один рывок – и сброшен жгут
С её пленённых ног.
И вот она уж на земле,
Шагнула за порог.
К жилищу, где храпит мясник,
Ведут её шаги.
Заухал сыч, и нетопырь
Над нею вьёт круги.
Засовом стукнуло в сенях.
Дверь настежь – путь открыт.
По дому слышен мерный звук
Топочущих копыт.
Вот возле спящего свинья,
Склоняется над ним,
Своё дыхание смешав
С дыханием живым.
Проснись, мясник! Ты побледнел?
Тебя вгоняет в пот?
Скорей хватай её за хвост!
Не трусь! Смелей! Вперёд!
И в хвост, закрученный кольцом,
Вцепившись что есть сил
(Был, как сосулька, тонок он
И руку холодил),
Он хочет вырваться – но нет,
Не разомкнуть руки:
Хвост, охватив её лозой,
Сжимает, как тиски.
«За мной, мясник!» Как ветер скор,
Сквозь двери напрямик
Пронесся призрак, словно тень,
И вслед за ним – мясник…
Ночь отступила – за холмом
Зарозовел рассвет.
Злодей так бился, так кричал,
Но не проснулся, нет.
Следы копыт вели в сарай,
Где тело мясника
Качалось мерно взад-вперед,
Свисая с потолка.
The Spectre Pig
A ballad
It was the stalwart butcher man,
That knit his swarthy brow,
And said the gentle Pig must die,
And sealed it with a vow.
And oh! it was the gentle Pig
Lay stretched upon the ground,
And ah! it was the cruel knife
His little heart that found.
They took him then, those wicked men,
They trailed him all along;
They put a stick between his lips,
And through his heels a thong;
And round and round an oaken beam
A hempen cord they flung,
And, like a mighty pendulum,
All solemnly he swung!
Now say thy prayers, thou sinful man,
And think what thou hast done,
And read thy catechism well,
Thou bloody-minded one;
For if his sprite should walk by night,
It better were for thee,
That thou wert mouldering in the ground,
Or bleaching in the sea.
It was the savage butcher then,
That made a mock of sin,
And swore a very wicked oath,
He did not care a pin.
It was the butcher's youngest son,-
His voice was broke with sighs,
And with his pocket-handkerchief
He wiped his little eyes;
All young and ignorant was he,
But innocent and mild,
And, in his soft simplicity,
Out spoke the tender child:-
'Oh, father, father, list to me;
The Pig is deadly sick,
And men have hung him by his heels,
And fed him with a stick.'
It was the bloody butcher then,
That laughed as he would die,
Yet did he soothe the sorrowing child,
And bid him not to cry;-
'Oh, Nathan, Nathan, what's a Pig,
That thou shouldst weep and wail?
Come, bear thee like a butcher's child,
And thou shalt have his tail!'
It was the butcher's daughter then,
So slender and so fair,
That sobbed as it her heart would break,
And tore her yellow hair;
And thus she spoke in thrilling tone,-
Fast fell the tear-drops big:-
'Ah! woe is me! Alas! Alas!
The Pig! The Pig! The Pig!'
Then did her wicked father's lips
Make merry with her woe,
And call her many a naughty name,
Because she whimpered so.
Ye need not weep, ye gentle ones,
In vain your tears are shed,
Ye cannot wash his crimson hand,
Ye cannot soothe the dead.
The bright sun folded on his breast
His robes of rosy flame,
And softly over all the west
The shades of evening came.
He slept, and troops of murdered Pigs
Were busy with his dreams;
Loud rang their wild, unearthly shrieks,
Wide yawned their mortal seams.
The clock struck twelve; the Dead hath heard;
He opened both his eyes,
And sullenly he shook his tail
To lash the feeding flies.
One quiver of the hempen cord,-
One struggle and one bound,-
With stiffened limb and leaden eye,
The Pig was on the ground.
And straight towards the sleeper's house
His fearful way he wended;
And hooting owl and hovering bat
On midnight wing attended.
Back flew the bolt, up rose the latch,
And open swung the door,
And little mincing feet were heard
Pat, pat along the floor.
Two hoofs upon the sanded floor,
And two upon the bed;
And they are breathing side by side,
The living and the dead!
'Now wake, now wake, thou butcher man!
What makes thy cheek so pale?
Take hold! take hold! thou dost not fear
To clasp a spectre's tail?'
Untwisted every winding coil;
The shuddering wretch took hold,
All like an icicle it seemed,
So tapering and so cold.
'Thou com'st with me, thou butcher man!'-
He strives to loose his grasp,
But, faster than the clinging vine,
Those twining spirals clasp;
And open, open swung the door,
And, fleeter than the wind,
The shadowy spectre swept before,
The butcher trailed behind.
Fast fled the darkness of the night,
And morn rose faint and dim;
They called full loud, they knocked full long,
They did not waken him.
Straight, straight towards that oaken beam,
A trampled pathway ran;
A ghastly shape was swinging there,-
It was the butcher man. |
