Все вышло невзначай из шалости невинной:
Скучавший рядовой лихих вороньих рот,
Ища себе забав, скакнул к бутылке винной,
Не замечая, что в толпе открылся рот.
Маячивший вблизи, неискушенный зритель
Тончайшее бризе' на сцене из песка
Умело разглядел, слезу восторга вытер
И, оглядев весь зал, пошёл рукоплескать.
На лапке на одной застыл, забегав глазом,
Нахохленный танцор, заметно оробев
От искренних хлопков, и этот ход был сразу
Толпою расценён, как чудный арабеск.
От зависти, насквозь, как от дождя, промокли
Гонявшие балду, ряды его коллег,
Когда взорвался зал, задергались монокли
В руках, под дивный блеск подвесок и колье.
Не место им в тени везучего кумира!
Подумать, будто их беднее арсенал!
Пусть тоже будет душ утихнувшая лира
Талантом их, случайно открытым, спасена.
И понесло тогда балерунов пернатых:
К триумфу устремясь и позабыв о том,
Что урны да леса - родные их пенаты,
Накинулись писать искусства новый том.
В потугах неземных тянулся каждый коготь.
Когда б они еще, убогие, могли
Мечтать, что смогут так холодные растрогать
Сердца, живя средь мглой окутанных могил.
Очередной плясун спешит с задворок валко,
За ним другой, и вот, совсем уж не балет
На сцене из песка, а бешеная свалка,
Но лишь растет в цене немыслимо билет.
Спешат представить все - хромой, глухой, плешивый,
На строгий суд толпы сложнейших па набор.
И пусть природа их чего-то и лишила -
Зато какая страсть, зато какой напор!
И, содрогаясь, зал глазным, безумным тиком
Дрожит, гремит, ревет и мечет из-под век
Театра, и, один, в недоуменьи диком,
Сидит лишь и молчит наш, двадцать первый, век. |
