Пуго

Жил да был на свете Пуго.
Древнерусский богатырь.
Затянувши пояс туго
и раскинув руки в ширь,

он любил на всю округу,
как скаженный, глотку драть.
Ради хохмы даже другу
мог легко по тыкве дать.

Ну а тех, кого не знал он,
вообще не пропускал.
Бил наотмашь — влёт и сразу.
Вот такой он был нахал.

Сила ж в нём была коровья.
Вырвать столб — да не вопрос.
Без последствий для здоровья
пил он медный купорос.

Как-то раз он в лес подался.
Стал там клюкву собирать.
Для красивого румянца
он любил варенье жрать.

Вдруг навстречу неприметный
с виду вышел человек.
В кепке белой. И приветный
взгляд из-под белёсых век.

"Здравствуй, друг", — ему спокойно
человек тот говорит.
Улыбается. Пристойно
на прохожего глядит.

Ну а тот — куда там. Сразу:
"Кто таков? А ну сюда!
Знаю всех я вас, заразы!
Бил и буду бить всегда!"

И сказавши так, он грозно
руку к путнику простёр.
Тот же вдруг молниеносно
в дудку свистнул. На простор

тотчас из лесу, как в сказке,
бравых нукеров отряд —
все в доспехах, в белых касках.
Морды рвением горят.

И без долгих проволочек —
грубияна в оборот.
Бьют в промежность, да по почкам.
Вот такой бахыт-компот...

Тот, кто в кепке, скачет рядом.
Весь взволнованный, кричит:
"В челюсть, в пах". Как на эстраде,
экзекуцией рулит.

Час прошёл. На дебошире
притомились господа.
Если было бы в сортире,
замочили б навсегда.

Ну а так — не зазнавался,
чтобы впредь — урок ему.
И ушли. Кряхтя, поднялся:
"Это кто ж и почему?"

Мимо тут лесник случился.
"Экий дурень! — говорит. —
Это ж Путин". "Путин?" — взвился,
зачесал кадык бандит.

С той поры как подменили.
Не узнать богатыря.
Кротким стал, хотя и в силе
был как прежде — да всё зря.

Стал теперь и днём, и ночью
тварям всяческим служить.
Молвит, всем готов помочь я.
Бескорыстно стал любить.

Видит, по небу улитка
непонятная ползёт.
Тотчас ей закинет нитку —
дескать, к деткам пусть идёт.

Если слабенький комарик
подле уха зажужжит,
он подумает: "Сухарик
надо гостю предложить".

А ещё волчок бездомный
как-то в гости заходил.
Он всплакнул да стог огромный
сена зверю накосил.

А когда на перекрёстке,
где дурные вёл бои,
кто-то рявкнет, пьяный в доску,
он с испугом: "Я ни-ни!"