глава 11
можно делить всё – кроме неба:
жизнь состоит из стирки, глажения белья,
приготовления пищи, сна, работы –
всё остальное время занимает галиматья
телевизора (всё время включая субботы),
для размножения остаётся понятно ночь,
чтобы жить проще многие предлагают выпить,
нищие, безработные, старики, инвалиды и проч…
имеют одно выражение глаз: «Во влипли…»,
исключение составляет начальство –
оно претендует на нимбы,
жена с утра всё никак не закроет пасть,
ребёнок ей тоже вторит, стуча по тарелке ложкой…
чтобы жить нормально похоже нужно украсть
или выйти в начальники что невозможно…
по новой теории-практике пресловутый воз
вовсе не должен менять своего положения,
посмотрев на это народ отказался от слёз
и как видим мы все перешёл на пение,
почти все догадались что ложь кругом,
не хватает лишь смелости для озвучения этой мысли,
а также, чтобы поставить вопрос ребром
не хватит не только сил, но ещё и жизни,
с миру по доллару и кто-то в Лас-Вегас,
мы собирались когортами,
гордясь штанами потёртыми,
мы выглядели нездешними
в стране Леонида Брежнева,
где шубами грузно увешена
падала вешалка,
было вино дешёвое
под куртками расфасовано,
ходили всегда газонами,
были слегка начитаны
и относились почтительно
к тем, кто пришёл из зоны,
мы не слушали наставления
старшего поколения,
хотелось выразить мнение,
а не стоять под флагами,
не становиться главными
(мы не усвоили Ленина)
впрочем, нам не в чем каяться,
нам до сих пор икается,
но если случай представится
мы выдвинем свои лозунги
и нас не выпороть розгами –
нами ещё подавятся;
мы в списках всегда как «прочие»,
нас слишком долго морочили
разными многоточиями,
теперь мы хотим конкретного,
хватит кормить обеднями –
все обещанья просрочены,
дайте нам экономику,
а не уборку коровников,
нам в жизни хватало комиков,
зачем же ещё в телевизоре?
а нет, так откройте визы нам –
выдворите поголовно
всех в Англию или Америку,
там наших уже немерено
и временем это проверено –
никто не возвращается,
лишь мы всё не попрощаемся
с тем что давно потеряно,
хочется быть богатыми,
а не ходить с заплатами,
высматривая дешёвое,
вокруг опера трёх-грошовая,
куда от нас счастье спрятали?
декреты все в первом чтении,
с Россией то мир, то трения…
какое объединение?
вы сами-то в это верите?
кому мы страну доверили?
кончайте свои заседания,
я устал от недоедания,
два высших образования
не пригодятся видимо,
так что же теперь в старом свитере
идти просить подаяния?
мы не тревожили всхлипами
тех, кто на должности прибыли,
не слали жалобы кипами,
хоть не чурались критики
нам было не до политики –
мы слишком много выпили,
мы не стали полпредами,
во вторник, в среду ли
нами все отобедали,
наши жалкие выпады
привели к выводу –
нас ещё в детстве предали –
кто? перейдём к честному
разговору важному, резкому:
мозги нам запудрили песнями,
сделали истину тайной,
той войны необъявленной
мы солдаты безвестные…
было много неважного,
было мало отважного,
по потребностям каждому
нам сулили так радостно,
объявили всем равенство,
хоронили нас заживо:
– Чья корова мычала бы, –
думаю, я ночами,
нам не выйти в начальники,
не достойны доверия,
мы осколки империи,
вздохи века печального,
впрочем, было задание
славить Родину далее,
да страшат расстояния –
наш язык не до Киева
доведёт – его кинула
Украина брутальная
крышкой от чемодана
под сапоги майдана,
внутри глухих четырёх стен
время застыть не прочь,
от сгоревшей свечи остаётся тень
длиной в бессонную ночь,
там мысли просты и ни о ком,
там память сразу игла,
там нечего больше ставить на кон,
там не с кем больше играть…
от мыслей – зола, из планов – завал,
будто прошёл погром
и если начать разбирать слова,
то лучше уж без имён,
лучше узреть череду спин –
их незачем помнить, звать,
тут понимаешь, что ты один
и нет потребности лгать,
нет перспектив (что вперёд, что назад),
где это самое «вспять»?
в темноте хорошо закрывать глаза,
их лучше не открывать…
это похоже на дежавю
и если отбросить твердь,
сложив темноту и тишину,
можно представить смерть…
что дальше? это уже вопрос,
о, как нам нужен ответ,
относительно солнца, всех этих звёзд
темнота всегда в большинстве…
порой я отшельник, порой фигляр,
вижу в Писании между строк:
«Навсегда заключить темноту в футляр», -
похоже, задумал Бог,
Бог, до чего ж этот мир хорош,
а как вам такое на слух:
«Темнота в чистом виде – ложь
или правда – одно из двух», –
непонятно кто чище, ничтожней, те,
кто во тьме или на виду?
не в чем каяться в темноте,
есть в чём каяться на свету;
не знаю какой это будет год,
в кровавой пляске огня
беззвучно в сумрачном небе взойдёт
солнце Судного дня…
жизнь догорает в слезах как свеча,
та она иль не та?
когда ссорятся двое, что-то кричат,
между ними встаёт темнота,
люди не ведают что творят,
но если вглядеться в жизнь,
то даже Малевича «Чёрный квадрат»
свету принадлежит;
от мыслей своих черноту отрежь,
дарить её не спеши,
даже из траурных скорбных одежд
можно надежду сшить,
иногда мне кажется я – Робинзон
на острове, среди джунглей,
где волна если и бросит что,
то смит-вессон,
как предложение пули
уйти за горизонт,
да вот только ждут ли?
небо в чувствах, а берег пуст,
в уши дует:
–Беги отсюда, –
толи солнце над морем, толи лысый бюст?
бутылок порожних груда,
плюс
дума,
что так повсюду,
наверно по сути везде тюрьма,
к тому же мы сами куём себе цепи,
примеряем, вздыхая:
–Эх, ма… –
коников из дерьма лепим,
создаём туман,
раньше производя ветер;
конечно хотелось бы знать зачем
возник этот остров и эти джунгли,
кому прибой рекламирует крем
для петли – деду, бабуле?
из глобальных проблем
решена одна – «Всех обули», –
поэтому хватит словами сорить,
когда волны идут словно та пехота,
подле них хорошо мечты хоронить,
книги сжигать, ноты
и конечно сводить
с жизнью счёты,
но мы обрекаем себя на жизнь,
тянем резину, ждём чуда,
пытаемся положить
на всех, это трудно
покуда
жив
и не сдана посуда…
запрещаю себе говорить за всех,
восторгаюсь той суммой рюмок,
которые можно поднять за успех
когда уже пусто в трюмах,
душа не выносит шума,
но над самим собой позволителен смех,
интересно что всех оболгав
мысль как правило не хранится,
но одна возвращается: «Ты был не прав», –
постоянно лезет в страницы,
будто она истица
или удав;
оправдаться можно: «Забыл, проспал,
заболел, стечение обстоятельств», –
всё равно мираж любой идеал,
удаляется год как предатель
и вот уже нате
окончен бал,
иногда вырывается пара слов
репризою:
«И в жизни много дураков,
и в телевизоре»,
уснуть бы, а проснувшись
найти бы всё другим –
газеты, мысли, души
и гимн,
разучился я кричать:
– Горько! –
и рукой на всё махнул:
– Ладно… –
всё равно не дают трибуну поскольку
не сказать мне с неё:
– Сладко, –
говорю только тем, кто слышит:
– Не одни то бишь воздухом
человек он стихами дышит
и звёздами,
человек он всегда рисует
сердцем, правдою,
а в любви он всегда рискует
небом, радугой,
человек он всегда свободен
в своём выборе
и всегда выбирает Родину,
а не выгоду,
в землю чёрную бросив колос,
верит истово,
человек обретает голос
не на диспутах, –
нет не зря я деру глотку,
будто праведник,
человек зазвучит гордо –
это правильно,
как топтали во мне человека,
сея рабское,
в этом смысле мы все калеки,
если ласково,
да нас клали всегда на обе,
встать на паперти,
мы впитали это в утробе
с кровью матери,
нами будто в футбол играют
эти сытые,
не вмещаются просьбы о Рае
в челобитные,
нам дарованы Небом крылья –
это радует,
не пора ли мерить промилле
у ораторов,
мне давно уж щекочут нервы
эти выскочки,
мудрецов развелось наверное
уже тысячи,
человека я вижу в саже,
а не в поступи,
сколько боли скопилось нашей
в слове:
–Господи…
а вот вам из темени
«герой нашего времени»:
«татуирован и накачан,
подстрижен наголо, притом
весь в коже, баксах и в придачу
златая цепь на дубе том», |