На этом свете нас не предадут,
В тис либо в цинк замкнув иль в кавер ночи,
По звездному свечению найдут,
Быть может, разве царственные очи.
Не выцветятся более они,
О свете межпланетном утопая,
Позорной оспой ложные огни
Собьют ли их -- прочна юдоль святая.
А мы поидем Господа искать,
Его лишь в пированиях святили,
Дано блаженным праведно алкать,
За то нам эти ироды и мстили.
Сидели и сидели весело,
В столовых золоченые стульницы
Всезрели и печалились зело
О нас одне фригидные царицы.
Но блеск цезарианский сбит Звездой,
Вином и мраком очи налиенны,
Поутру закручинит казнь водой
Сыночков Биндемана, яко бренны.
Верхами косит смерть и веселись,
Пусть Суинберн окликивает Лота,
Где змеи у Алипия сплелись,
Точит царевен чурная зевота.
Фрустрациями грезились темно
И бархатные вежды опускали
Вечор оне, а днесь веретено
С иголкою смертельной отыскали.
Пылают денно благостные тьмы,
Лиют осанну ангельские хоры,
От Божией горящей суремы
Светятся жизнедарные притворы.
И были упованья тяжелы,
И мы теперь о славе не мечтаем,
Нам сколки диаментовой иглы
Жгут нёба меж чистилищем и раем.
Вот благостное место, премолчать
Не здесь ли и достойно, Фауст милый,
Хоть черемам всевелено кричать,
Пускай себе орут, пейзаж унылый
Им в помощь, беснования тавро
Горится на челе у всякой твари,
Мы часто ошибались, а шевро
Иль бархаты не любят мелочь, лари,
Динары, тетрадрахмы ли, тэнге
На бойном сребре пусть червеют грузно,
Я с Пушкиным на дружеской ноге,
Так значит и отметим бал союзно,
Достигнут весей гости из адниц,
Ручаюсь, поручиться за пристойность
Сумею тяжелей, еще страниц
Не высохли кармины, а нестройность
Хоров прелживых темных веселит
Камен и эльфов, крепкие ли нервы
Были у Александра, пусть вселит
В него хотя надежду взор Минервы,
А мы о Годунове умолчим,
Достаточно помазанных на царство
Казнили, с черемами воскричим,
Века забудут царское коварство.
Остался от поэта горний слог,
Хромающий, коль правде не перечить,
Местами, но тонический пролог
Словесности изящной, что сиречить,
Явлен был в некой траурной красе
И с легкостью к тому ж необычайной,
Он подал всем пример ужасный, все
Ему последовали, за случайной
Картавящею строфикой письма
Скрываются темноты, легкозначность
Грассирований горе от ума
Дарует книгочеям, а призрачность
С весов готова музовских прыгнуть
В адницы сразу, логики и смысла
Искать здесь вряд ли следует, согнуть,
Фауст, нам славских фавнов коромысла
Давно, давно пора, да ни к чему,
Несут пускай оне свои поклажи
Небесные и легкие, письму
Иному наущают сколь типажи
Адские, будем странники с тобой
Прекрасно одинокие, но балу
Нисколько не мешает это, бой
Часов на башне замковой сигналу
Чурному соответствует, гляди
За мертвым эфиопом в оба глаза,
Великие деянья впереди
Нас ждут, одна еще пустая фраза
О немощных пиитах, между тех
Есть истинные мученики слова,
Встречались мне такие, но успех
Духовности не терпит, Годунова
Нежней любили смерды, чем царя
Ирода или Грозного, а, впрочем,
Чума на три их дома, говоря
Понятным языком, в царе, охочем
К реформам, просветительству, наук
Взвышенью, музодарствам, рок фамильный
Всегда отыщет слабость, легких мук
Не будет у покойника, обильный
И щедрый собран, друг мой, урожай
На ниве этой, равенством с цареньем
Пугают небовидцы, угрожай
Им смертию, пали бесовским зреньем,
Иродски распинай, зови черем,
За Вием василисков и гоблинов,
Как пели, так и будут, излием,
Давай, свое серебро, несть эллинов
И гоев, иудеев и римских
Патрициев, доселе реченосных,
Но рыцари гекзаметров тирских
Наличествуют, слогов желтоосных
Патины жгут сегодня голоса,
Лихие верхотуры обжигают,
И нас любили разве небеса,
Засим и чермы жалкие ввергают
В хождения теперь, черед платить
Настал, вот это серебро, мы счеты
Вести привыкли десно, посвятить
Еще катрены сиим, звездочеты
Магические нас одне поймут,
Улыбку нисхождения разделят,
Черемниц, паки троллей не уймут
Дарения любые, черем белят,
Меллируют их угольные тьмы
В аднице для того ли, чтоб надежи
Ушли еще живыми от чумы
Термической, хэллуинские рожи,
Смотри, вкруг нас резвятся и ядят,
Им требников алмазных мало, донны
Хрустальные лишь царственно виждят
Балующих и мертвых, за колонны
Порфировые, Фауст, отведем
Товарища нестойкого, со третьим
Беды не станет нынче, мы блюдем
Бутыльника честного, а гореть им
В огоне свечном хоть и на балу,
Допьем куферы водки о корице
И каждой жалоимную иглу
Дадим, серебро к адовой червнице
С трудом подходит, мелочи иной
Опять не припасли, так чрез басмовый
Огонь зерцальный время на земной
Являться путь скитальческий и новый
Одесный пир вести, пора молчать
Со иглами чермам, адские вишни
Ядят пускай, эфирную печать
На каждой ставим, баловства излишни
Где жизни продаются, где хотят
Алкать лазурной крови, те чернила
Свечные буде ангелы пречтят,
Нас вынесет Божественная сила.
Еще черед секретности флеор
Поднять один, как Мод и Маргарите,
Лауре ль, Гретхен гласный разговор
Веками посвящался, говорите,
Оплаканные ангелы, моей
Чаровницы прелестной имя втуне,
Летицией звалась она, теней
Бередить прошлых смысла нет, в июне
Мы с нею обручились, красный цвет
Вился тогда всеместно, ей по смерти
Сказать могу меж остия планет
Порфировых: червные эти черти,
Брильянтами багрянец ледяной
Заблещет, отражаясь тяжко, или
Чернь с серебром, не бойся, надо мной
Венок такие ж звезды возложили. |