ЛИНА НИКОЛАЕВНА КОСТЕНКО
перевод с украинского Людмилы Коломоец
Придёт тот день, когда себе скажу:
Вот эти строки – совершенство! Точно!
Я тогда, наверно, затужу!
И захочу – пускай исчезнут срочно.
Я испугаюсь: а теперь куда?
Уже вершина, где мои дороги?
…Он старый был. Пришла пора. Года….
Лизали ему руки эпилоги.
Был жилистый гранит его кумир.
Тоска органом плакала надрывно.
Он богом был. И сотворил свой мир.
И отвернулся: стало так противно.
Бродили руки где-то, как впотьмах,
Темнели фрески, глыбы утомили,
А руки были в шрамах и рубцах-
Всю жизнь они лишь с камнем говорили.
А небо есть. Но нет там потолка.
Дожди лились. Шатались возвышенья.
Внизу свистела буйная толпа,
И кисти тяжелели от сомненья.
Боялся , как бы не упасть ему.
Смеялись скифы и этруски в спину.
Сорвался он. Боль отошла во тьму:
Разбился вдрызг, его осколки стынут..
И вот лежит. Кто б смог теперь собрать
Его в одно, на базилики плитах….
Проснулся. Боль уже не испытать
Всё замерло. Навеки. Всё разбито.
Нажился он. И недругов нажил.
Ему без года было – девяносто.
Он жизнь тужил, друзей всех пережил.
И умирал трагически, не просто.
И тяжесть век... и след скупой слезы...
И горечь безысходности ухода:
«В искусстве я познал всего азы.
Так жалко умирать… познал азы..всего-то...»
Земля пусть пухом: чуден человек.
Душа его за гранью – вне блаженства.
Чтоб так искать, и чтоб - за целый век –
Одни азы! – ни грамма совершенства!
Ты, так бездонна совесть мастеров,
Ты не боишься навигаций Леты!
В то время тяжкое.
Теперь же всяк готов,-
Себя провозгласить творцом, поэтом.
Все гении. На вечные весы
"Шедевры" складывают от своей щедроты.
Тот, кто познал в искусстве лишь азы,
Был Микеланджело Буанарроти |
