Да, тяжело – дышал по жизни стайер,
Особенно на финишной прямой.
Переродился непокорный фраер,
Себя не помнит, дышит, сам не свой.
В бахвальстве утонул, когда с друзьями,
Винишко пил и пиво, через раз.
Или гулял безбрежными полями,
С канаром хлопка, под язык закинув нас.
Да, молодость. И ей страшится ль света,
Морозы, слякоть, и в палатках дым.
Но не запомнил, был ушедшим летом,
Конечно пьяным, дерзким, молодым.
Сейчас в прощальном вдохе память свищет,
В коробке старой черепной:
- Ну, что допрыгался по-жизни бравый сыщик,
Так отдохни, развалишься, родной.
Тебе ли не хватало ранней прыти,
Теперь смиренно зришь в багровый мир.
Доволен, что живой, немного сытый,
И не боишься, что хмельной вампир,
Напьется ночью крови стариковской.
Кому она нужна, заклятья веков кровь.
Вампир сбежит проулочком московским,
И ты проснешься невредимым вновь. |