ДЖЕЛАТО
Джеральд Стерн, р. 1925
https://www.youtube.com/watch?v=Zi8vJ_lMxQI
Приходящие две монахини уговаривали меня
обратиться в лютеранство, а ещё лучше -
присоедиться к унитарианцам; евреи, с которыми я
поспорил, на полном серьёзе предлагали отказаться
от христианства и стать любавичем;
я же, вмешавшись в работу двух слесарей,
копавшихся в дерьме, поинтересовался,
сколько ложек сахара они
кладут в кофе, а пробегавший мимо спортсмен
в блестящем красном костюме предупредил их,
что фрукты, которые кладут в йогурт, - ГМО.
Этим утром у меня с самого начала задалось
отличное настроение; я терпеливо дождался
приезда двух молодых поэтов из самого
Джерси-сити, чтобы потолковать о поздних сороковых и
о том, что они значили для меня, когда я был таким же молодым, как они;
затем мы переключились на китайскую поэзию и на книжку «Сто стихов»
Кеннета Рексрота, а закончили
разговором о Боллингене и о дурацком обожании,
которое Эзра Паунд демонстрировал в отношении Муссолини,
о том, что наши ведущие поэты придерживаются
правых взглядов – большинство из них, - в отличие от европейских
и латиноамериканских; затем мы по ступенькам поднялись
в знакомый мне ресторан, чтобы купить джелато;
так как мы все были поэтами, мы обращались друг к другу запросто, по имени;
и я замолчал вдруг, увидев молоденькое дерево,
потому что мне сейчас больше лет, чем было Эзре Паунду,
когда он тоже вдруг замолчал и поцеловал Гинзбурга,
который был племянником Ротшильда,
у которого были все ключи от гетто в кармане,
как заметил Эзра, урна которого
через депозитарий, двумя рядами выше.
April 2017
Черновой перевод: 8 апреля 2017 года
GELATO
Gerald Stern, 1925-
The two nuns I saw I urged to convert
to Luther or better yet to join
the Unitarians, and the Jews I
encountered to think seriously about
Jesus, especially the Lubavitchers,
and I interrupted the sewer workers
digging up dirt to ask them
how many spoonfuls of sugar they
put in their coffee and the runners in
their red silk to warn them about
the fake fruit in their yogurt since
to begin with I was in such a good
mood this morning, I waited patiently
for the two young poets driving over from
Jersey City to talk about the late Forties
and what they were to me when I was their age and
we turned to Chinese poetry and Kenneth Rexroth’s
“Hundred Poems” and ended up
talking about the Bollingen and Pound’s
stupid admiration of Mussolini
and how our main poets were on the right
politically—most of them—unlike the European
and South American, and we climbed some steps
into a restaurant I knew to buy gelato
and since we were poets we went by the names,
instead of the tastes and colors—and I stopped talking
and froze beside a small tree since I was
older than Pound was when he went silent
and kissed Ginsberg, a cousin to the Rothschilds,
who had the key to the ghetto in his pocket,
one box over and two rows up, he told me. |