Сон воссел на моём холодильнике,
и давай наблюдать, как эти
гиппократовы, белые циники
улыбались в намордники.
Ветер,
как собака, обнюхивал комнату,
и, под гам любопытных соседей,
вылетал –
пересудом наполнен так,
что поблёкли петиты в газете
за бронёй недожжённого ящика.
Гиппократовы линзы в оправище
излучали вердикт – настоящий, как
пошехонский мужик.
Умирающий
долгодень обрастал силуэтами.
Гиппократы, в старинной «буханке»,
освещая нутро сигаретами,
уезжали, с отказом на бланке,
закоптив валидоловый холод,
озарив глухомань до деревца.
Сон подкрался –
проглочен и вколот,
он уже не уйдёт,
не денется
ни-
ку-
да... |