Стихотворение «Прерии. Уильям Каллен Брайант»
Тип: Стихотворение
Раздел: Лирика
Тематика: Философская лирика
Сборник: НАСТРОЕНИЕ
Автор:
Оценка: 5
Баллы: 12
Читатели: 899 +1
Дата:
Предисловие:
Уильям Каллен Брайант. Вольный перевод с английского

Прерии. Уильям Каллен Брайант

Привольно мне на безграничных и некошеных лугах,
Здесь дикость процветает, травы и цветы высоки и густы,
Им нет совсем имён, они живут отдельно ото всех и вся,
Ведь это прерии. Я посетил впервые их и очарован ими:
Здесь воздух вольно в грудь вливается большой струёй,
Просторы прерий бесконечны, дали видятся едва лишь,
Холмы высокие в зелёном словно волны вдаль бегут.
Тут будто в океане, всё стремительно несётся и спешит.

А сам он словно отвердел и неподвижен, только шум его
Округу беспокоит. Слышно всем, как волны громко говорят,а
А вот теперь раскован:  цепи спали с волн бушующих его,
Несутся облака и отражаясь в нём, сверкают многогранно.
Поверхность вся подвержена движению, и впадины видны,
В ложбинах тёмных видится скольжение воды на глубине,
И светлы гребни волн бушующих, гонимых ветром южным,
Они, как золото блистают под лучами днём и в полнолунье

Над ними соколы парят, их ветер сильный поднимает на крыло
И вдаль уносит силою своей большой, недюжинной и страстной.
Ему и вам нельзя в полёте отказать над мексиканской пальмой
И лозами Техасских прерий, рябью странной серебра покрытых.
Источники воды несут её на побережье океана и вливают
В него свои шумящие бурливо волны и мелодию красот.
Как благодатен этот край, воссозданный самой природой дивно,
И человек счастливо пожинает все её труды во благо и покой.

Движенье небосвода под контролем Высших сил и власти
Божественной, создавшей реки, горы и холмы, долины и леса,
Посеявшей цветы и травы, насадившей рощи и широкие поля,
И перелески за оградой дальней, что возвысилась над ними.
И в этом храме пол усеян множеством цветов прелестных
Соперниками звёзд на небесах, что наклонились над землёй,
Её оберегая от невзгод и укрывая нежно снежным покрывалом
Бесчисленностью благ, скрывая от злодейств врагов несметных,

С огромной нежностью, любовию ко всем красивейшим местам,
К холмам восточным, западным границам, южных гор отрогам.
Мой конь ретивый среди трав высоких весело бежит вперёд
И сильной грудью раздвигает заросли густые трав, деревьев,
И перестук его копыт считаю я кощунством, нарушающим покой
Природы дивной, охраняющей в себе всех тех, кого любили
В древности, храня все чувства и оттенки их достойно и всерьёз.
То жизнь была для многих чудом, подражаньем небесам высоким.

Там страсти и эмоции пылали праведным огнём и пламенем костра,
Свидетелями были реки и поля, дубравы тёмные и тонкие берёзки,
Курганы, где хранится сонм сокровищ и несметных кладов злата,
И всё принадлежит народу древнему, его бесчисленным потомкам.
Исчезнувший в веках народ воздвиг их медленным трудом упорным,
Собрав вокруг себя всю землю и засыпав ею все глубокие лощины
И с трепетом оберегая местность, чтоб обители их были недоступны.
В то время греки мрамор вырубали для строительства жилищ.

Так был водвигнут Парфенон блестящий на просторах прерий,
Дающих жатву для животных многочисленных, их содержанья,
Для буйволов рабочих и бизонов диких, что паслись свободно
На обширнейших лугах предместий, что раскинулись привольно,
И гул работ стоял трудолюбивых, покоряя слух и взгляды всех.
А вечером был слышен шёпот нежный и благой влюблённых
И воркованье их счастливое о радостях любви, объятий, говор
На языках различных, уносящий в радость и соитья ожиданье.

Простые звуки инструментов древних и причудливых, и странных
Неслись по ветру, навевая грусть печалью томной в ожиданьи
Прихода краснокожего вождя из рода храбрецов, что правил всем
На поселеньях временных и постоянных. Волк койот охотится в лугах,
В траве располагается его нора, а суслик мелкий землю роет носом:
Устроить он своё жилище хочет, чтобы от врагов своих спастись.
Строители курганов сгинули в веках ушедших, нет их больше,
Безмолвие столетий не расскажет никому, что там случилось

И вместо улиц шумных появились пустыри с травой зелёной,
Курганы там высокие возвысились над всем, что раньше было,
Исчезли алтари богам, доселе неизвестным никому и никогда,
А насыпи рассыпались как прах, развеявшись по ветру быстро.
Они от вражеских набегов защищали местность, но недолго,
Свирепый враг стоял у стен, грозя погибелью всему живому
И брал напором города, неся огонь и пламя осаждённым.
Слетались грифы отовсюду, чувствуя добычу и клевали всех,

Устраивая пир себе, птенцам голодным и глотали без конца
Всё то, что перед ними находилось, отъедались и взрослели.
И только лишь случайно кто-то мог спастись от гибели своей,
Бежал по редким кочкам, в зарослях болот глухих скрываясь,
Избрав себе и близким жизнь, но в одиночестве от всех, потом
Решил врагам он сдаться: "Будь, что будет!"  Враг великодушно
Прощал, сажал того за стол и угощал напитками и пищей,
Давая жизнь, приветствия дарил, а взамен и дружбу предлагал.

Сидел среди врагов он на почётном месте, жену себе нашёл
Средь девушек красивых, умных и прелестных, позабыв о драке.
Но бедный никогда не забывал о детях и жене любимой, что погибли
От рук безжалостных врагов, убивших всю его родню жестоко,
Весь его народ, среди которого он вырос, научился жизни и любви.

И так вся жизнь течёт, меняя русло, берега и направления в крови:
Рождение, взросление, цветение и бесконечность, всё меняет формы,
Божественное дуновенье касается всего и помогает жить и выживать
Касаясь Божьими перстами, наполняет жизнь собой блаженно.
Ушли враги отсюда и оставили вершины гор без всякого присмотра,
Теперь приволье для охоты там у гор Скалистых, вездесущие бобры
Плотины строят для семейства своего у вод бушующих, зеркальных,
И краснокожих больше нет, бояться некого уже, жизнь входит в русло.

В истоке вод прозрачных отраженья нет лица, чье благородство
Искренне воздвигло стены братских поселений и Венеции дома.
И за десятки долгих миль нигде не встретишь здесь бизонов диких,
Лишь дым от самой дальней из стоянок поднимался вверх столбом,
Да множество животных сотрясают землю глухо стуком ног тяжёлых.

Я видел у воды следы копыт на берегу, ведущих прямо к водопою,
В пустыне жизнь кипит повсюду, над цветами мириады насекомых
Страстно вьются, и бесстрашно птицы свой полёт свершают в небе.
А пёстрых ящериц отряды там скользят и знают, их никто не тронет,
Олень рогами острыми буравит лес, ломая встречные деревья.

Летают пчёлы дикие и мёд приносят в гнёзда для своих детей,
Жужжаньем наполняя знойный воздух, собирая пищу для зимы.
Я слышу шум их домовитый, словно гул от многолюдных толп,
Что заселили прерии собой, стараясь жизнь наладить там и жить.
Я слышу детский смех и голоса девиц красивых, что поют нам гимны,
Стада в лугах пасутся с шёлковой травою, шелестят колосья в поле,
Горячий ветер вдруг подул, спугнул виденье, снова я один в пустыне...
Послесловие:
William Cullen Bryant. The PRAIRIES

These are the gardens of the Desert, these
The unshorn fields, boundless and beautiful,
For which the speech of England has no name -
The Prairies. I behold them for the first,
And my heart swells, while the dilated sight
Takes in the encircling vastness.
Lo! they stretch, In airy undulations, far away,
As if the ocean, in his gentlest swell,
Stood still, with an his rounded billows fixed,
And motionless forever. - Motionless? -
No - they are all unchained again.
The clouds Sweep over with their shadows, and, beneath,
The surface rolls and fluctuates to the eye;
Dark hollows seem to glide along and chase
The sunny ridges. Breezes of the South!
Who toss the golden and the flame-like flowers,
And pass the prairie-hawk that, poised on high,
Flaps his broad wings, yet moves not - ye have played
Among the palms of Mexico and vines
Of Texas, and have crisped the limpid brooks
That from the fountains of Sonora glide
Into the calm Pacific - have ye fanned
A nobler or a lovelier scene than this?
Man hath no power in all this glorious work:
The hand that built the firmament hath heaved
And smoothed these verdant swells, and sown their slopes
With herbage, planted them with island groves,
And hedged them round with forests. Fitting floor
For this magnificent temple of the sky -
With flowers whose glory and whose multitude Rival the constellations!
The great heavens Seem to stoop down upon the scene in love, -
A nearer vault, and of a tenderer blue,
Than that which bends above our eastern hills. -
As o’er the verdant waste I guide my steed,
Among the high rank grass that sweeps his sides
The hollow beating of his footstep seems
A sacrilegious sound I think of those
Upon whose rest he tramples.
Are they here - The dead of other days?
and did the dust
Of these fair solitudes once stir with life And burn with passion?
Let the mighty mounds
That overlook the rivers, or that rise
In the dim forest crowded with old oaks, Answer.
A race, that long has passed away,
Built them; - a disciplined and populous race
Heaped, with long toil, the earth, while yet the Greek
Was hewing the Pentelicus to forms
Of symmetry, and rearing on its rock
The glittering Parthenon. These ample fields
Nourished their harvests, here their herds were fed,
When haply by their stalls the bison lowed,
And bowed his maned shoulder to the yoke.
All day this desert murmured with their toils,
Till twilight blushed, and lovers walked, and wooed
In a forgotten language, and old tunes,
From instruments of unremembered form,
Gave the soft winds a voice.
The red man came -
The roaming hunter tribes, warlike and fierce,
And the mound-builders vanished from the earth.
The solitude of centuries untold
Has settled where they dwelt. The prairie -wolf
Hunts in their meadows, and his fresh-dug den
Yawns by my path.
The gopher mines the ground
Where stood their swarming cities. All is gone;
All - save the piles of earth that hold their bones,
The platforms where they worshipped unknown gods,
The barriers which they builded from the soil
To keep the foe at bay — till o’er the walls
The wild beleaguerers broke, and, one by one,
The strongholds of the plain were forced, and heaped With corpses.
The brown vultures of the wood
Flocked to those vast uncovered sepulchres,
And sat unscared and silent at their feast.
Haply some solitary fugitive,
Lurking in marsh and forest, till the sense
Of desolation and of fear became
Bitterer than death, yielded himself to die.
Man’s better nature triumphed then.
Kind words Welcomed and soothed him; the rude conquerors
Seated the captive with their chiefs; he chose
A bride among their maidens,
and at length
Seemed to forget - yet ne’er forgot - the wife
Of his first love, and her sweet little ones,
Butchered, amid their shrieks, with all his race. -

Thus change the forms of being.
Thus arise Races of living things, glorious in strength,
And perish, as the quickening breath of
God Fills them, or is withdrawn.
The red man, too,
Has left the blooming wilds he ranged so long,
And, nearer to the Rocky Mountains, sought
A wilder hunting-ground. The beaver builds
No longer by these streams, but far away,
On waters whose blue surface ne’er gave back
The white man’s face - among Missouri’s springs,
And pools whose issues swell the Oregon -
He rears his little Venice. In these plains
The bison feeds no more. Twice twenty leagues
Beyond remotest smoke of hunter’s camp,
Roams the majestic brute, in herds that shake
The earth with thundering steps - yet here I meet
His ancient footprints stamped beside the pool.

Still this gret solitude is quick with life.
Myriads of insects, gaudy as the flowers
They flutter over, gentle quadrupeds,
And birds, that scarce have learned the fear of man
Are hear, and sliding reptiles of the ground, Startlingly beautiful.
The graceful deer Bounds to the wood at my approach.
The bee,
A more adventurous colonist than man,
With whom he came across the eastern deep,
Fills the savannas with his murmurings,
And hides his sweets, as in the golden age,
Within the hollow oak. I listen long
To his domestic humn, and think
I hear
The sound of that advancing multitude
Which soon shall fill these deserts. From the ground
Comes up the laugh of children, the soft voice
Of maidens, and the sweet and solemn hymn Of Sabbath worshippers.
The low of herds Blends with the rustling of the heavy grain
Over the dark-brown furrows.
All at once A fresher wind sweeps by, and breaks my dream,
And I am in the wilderness alone.
Реклама
Обсуждение
     14:36 22.12.2016 (1)
Великий труд,нет-величайший.
За прерии отдельное спасиб о.
     15:18 22.12.2016
Благодарю, дорогой Леончик!..
     13:01 22.12.2016 (1)
Поэма о красоте жизни..

Свидетелчми ---ошибочку исправь
     15:17 22.12.2016
1
Спасибо, солнышко!.. поправила...
Реклама