Напрягся, выдавил из чрева, что есть силы,
Последнее, красивое « прости».
Ты помнишь как шелстели ивы,
Ты предложила мне себя нести.
И я напрягся, приподнял желанную,
Прошел покорно до кусточков путь.
Не проклял жизнь свою многострадальную,
Не смея с той тропы в лесок свернуть.
Ты отдалась как светоч долголетия,
Лишь застонала корчась от любви.
И я познал в разливах междометия,
В ночи желаний проблески зари,
Похмелие от вин блаженных судорог,
Дыхание ушедшей вдаль весны.
Вначале летних, но прохладных сумерек,
К началу долгой бешенной войны.
Младенца родила, а я к орудию,
Приписан был, такая вот судьба.
Пацан подрос у материнской груди,
А я напился терпкого вина,
В краю боев у солнечной Молдавии,
От выстрелов мой разум помутнел.
Но я вернулся к берегам Татарии,
И возле дома на карачки сел.
Ко мне пацан от поля пашеничного,
Как-будто на коне лихом прибег.
Его обнял и подарил приличные
Куски погонные ефрейтора, что слег,
В могилу черную у города Варшавы.
А в Грузии у каменной скалы,
Его пацан, наследный князь державы,
Молил Творца вернуть отца любви. |