О, песнь моя, звучи неодносото,
впивайся правдой в уши и тела!
Он был бродягой, парией, босотой,
она же комсомолкою была,
носила лиф, объёма Церетели,
значок и безразмерное трико.
Амур не промахнулся. В самом деле –
как можно тут промазать в молоко?
Но он идейно блюл законы жанра,
и блеял, восхитительно блюя,
на обувь посетителей «Ашана»,
сбирая дань – за вечер два рубля.
К нему взывали Путин и Зюганов:
–Женись на ней! –
А он их посылал,
и стриг своих облёванных баранов,
и плёлся отсыпаться на вокзал.
Воистину – бывают же скотины,
с характером бетонного весла.
Сморкаясь в кумачовые сатины,
она вздымала руки и текла.
Он вшивел, сохраняя честь мундира,
и даже на могилку не пришёл.
Звени, моя рапсодия, над миром!
Мы выжили.
Всё будет хорошо. |