Поэт шальной, скидав с себя одежку,
Приняв для храбрости четыре раз по сто,
Нашел приют у настиной сторожки,
Как-будто отыграл свое кино.
А эпилогом в божьей ипостаси,
Надев нательный серебряный крест,
Пошел учить по пьяни дядю Васю,
Тот в стельку, и храпит на весь окрест.
Тогда Настюху оседлав в ее сторожке,
Решил поэт закончить жизни путь.
Она хлестала по щекам угрюмой рожи,
Не дав возможности трусы свои стянуть.
Затем под дых развратного скитальца,
Башкою об пол, и дыханье вспять,
Не помогло, давай давить на яйца,
И выдавила задницей стекло.
Куском стекла покоцала всю морду,
Ну, успокоился, стреноженный пиит.
Лежит на лавке, глотками дует воду,
А Настя пыл нахальный сторожит.
По утру протрезвели проходимцы,
И к сторожихе больше ни, ни, ни.
Василий убежал на край станицы,
Ну, а поэт, найдя свои штанцы,
Молил Настену, славную девицу,
Не сказывать об этом никому,
Она подругой зналась всей больнице,
Где рифмоплет нашел себе жену.
У той гордыня, скальпель под рукою,
Узнает, что поэт ходил к другой,
Останется для вечности вдовою.
Ах, рифмоплет, беги скорей домой.
И притворись, что был смертельно пьяным,
И ночевал в червями у реки.
Эх, не шути с молодкою румяной.
Тебе прощать ей будет не с руки. |
С уважением. Сергей.
