***
Лохмотья пыли на москитках
собою знаменуют скуку,
бардак и были, что навязли
в зубах. Меж тем и в ус не дуют
аборигены этих джунглей,
к которым серость бумерангом,
твердя про выборы, про цены,
срезая смелость, возвратится
еще, еще раз, ежедневно,
ежесекундно. Ванька-встаньки
не напоказ, а по призванью,
кемарят в разных позах нудно.
Но книжным выглядит героем
обхаянный дворняг оравой
бухарик с арматурой длинной,
со ржавой панцирною сеткой!
Хроника человечества
Нажимая на «удалить»,
отменяю тебя, современность.
Ты кривая дорожка в бурьян,
существуешь губя и калеча.
Лучше хроник увесистый том
отворить, как фрамугу, и выйти,
новостроек минуя ряды,
к идеальному долу и лугу.
И таких же встречать на пути
беглецов, неприкаянных, хмурых.
Солнце ниже; из разных веков
думы спаяны, смешаны тени…
***
Все равно, что меня не читают.
Я, иероглиф, коляску качу,
как чумной, на жаре и в пылище,
стертый грифель лелея в блокноте.
Возникаю в публичных местах,
не бывая там, не появляясь.
И не каюсь в поступках своих:
вот такая дурная натура.
Нету пользы и нету вреда,
нет угрозы и патриотизма,
как от розы, которую слой
целлофана не скрыл для продажи.
«Не» сплошные, короче, во мне.
Все равно, что меня не читают
те блажные, что произнесли
«Да» давно энтропии на ухо.
***
Книга на завтра! Ее положу
себе под подушку, тайком предвкушая,
как этот автор меня увлечет,
как я верхушку яблони смысла
завтра пригну, обрывая плоды,
как въемся в суть, сплюнув косточки,
как погружусь, чтоб не всплыть;
дальше рассядется муть, и начнется…
Мучишь, как муравья в кулаке!
Хуже всего Твоя безнадега.
Тянется розовая фигня
слюнкой из жил обратной дорогой.
Поэза о застрелившемся граммофоне
Следователь, фотограф
и застрелившийся граммофон.
Лепетом безответным,
третьим лишним из раструба
томно дымок сочится.
Словно взывая к сочувствию,
скромно напоминая
о хозяйском отсутствии.
Так, граммофон – самоубийца!..
В черной шеллаковой щепе.
Там вон выроненная ручка,
кот ученый, штиблет на софе,
открытки, гильзы от пахитосок,
колпак, колода холостяка…
«Аиды» бравые отголоски.
Мода ломаться наверняка.
***
Навестите хотя бы проездом,
мадам Бовари, мои Бровары!
Зацените вокзал в три перрона,
плацдарм для вояжа в чужие края,
циферблат наверху, киоски,
парковку, набыченный мост…
Виноват, наблюдаю за вами
из-под липы, сухой и взвинченный.
Улыбнитесь же снисходительно,
освятив свидание это,
и обратно в купе удалитесь.
Никаких остановок тут нет.
***
Зачем ты зачеркнул меня,
как пустомелю, друг Платон?
Поставил крест, и тот нагнул
крестец мой и рамена вдруг.
Неужто будущее зрел
и верил в санкцию его?
Меня расплющив каблуком,
ты мир без граций предсказал.
С двумя клубниками во лбу
потекшими, заместо глаз,
Эдип, тунику завернув,
во мрак прошествовал давно.
И следом многие, Платон,
где автор сам, где персонаж…
За гор отроги, за любовь,
взывая твердым быть в беде.
***
Посвящаю Гомеру и Пушкину
сии нескладушки. И кто
против нас с Пушкиным и Гомером?
Хорошо придумал хитрец Валера,
не подточит носа комар!
Заручился поддержкой где надо,
паясничая и юродствуя в меру,
дразня гусей, в аорту макающих клюв.
Еще конфуз: Земля решительно плоская,
и всех, кто шествует гордо по ней,
видать далеко в шутовских колпаках…
сентябрь 2016.
|
