Она сердилась и бубнила чушь,
Мы замерли как пасхи истуканы.
Она кричала: он объелся груш,
И пила водку из стакана.
Она скандалила всегда:
Иль в ведро, или в непогоду,
Сегодня тоже так, слегка,
По случаю каких-то родов.
Мы до сих пор не понимаем:
Как можно столько водку пить,
Ходить от края и до края,
И все ж неистово любить.
Уж развелась бы, делу точка,
Всего то подпись или две.
Невестой стала в браке дочка,
И сын на службе, только где,
Народ немысленный не знает,
А может быть он не у дел,
И тоже жизнь свою сжигает,
Замнем пока, старшой велел.
Ну, замолчали, скука гложет,
Вокруг покой и тишина,
И может быть нам можно тоже,
Немного водки и вина…
Решили, благо демократья,
Послали длинного в сельпо,
И за столом поэты, сватья,
Но нет безумного, его,
Что заварил всю эту кашу,
Он циник, но не педераст,
Он в прошлый раз порвал старухе платье,
Любовник старый и калиф на час.
Вставайте, поклонитесь смерды,
Ведь царь царей, переступил порог.
В руках у вас от свитков древних веды,
Скрижали, что притащил пророк. |