Мы вышли на карниз соломенного дома,
С него не видно глаз истерзанной земли.
И мне казалось там, что все начнется снова,
Но кто-то разрешил сомнения мои.
Раздался громкий взрыв, волна от Хиросимы,
Достала до семьи восточного отца.
Исчезла славы речь, исчезла пантомима,
Увидел мир любви скелеты от конца.
До наших теплых пор нам машут эти тени,
Возможности золы и пепла тех времен,
Не так уж велики, не от природной лени,
И память не поставит природе той заслон.
И плачет мир юнца, что видел гриб проклятый,
Седой юнец сидит на берегу времен.
Нет семени в чреслах, и нет любови святой,
Но разуму несет страдалец тот поклон. |