Ещё не пробовал декабрь
Дворянской крови на Сенатской
И вечер робко киноварь
Лепил на лики окон царских.
Но бунт бродил уже с петлёй,
Смерть приласкала пистолеты
И под невестиной рукой
Сибирью пахли эполеты.
В вас, храбрецы, кто в конных лавах
Рубились лихо, смерть поправ,
С каким вином влилась отрава
Свободы? На каких пирах?
Ах, это всё с Парижем шашни!
Зарубкой слово «гражданин»;
За котелком солдатской каши
Был вам холоп почти как сын.
Они, сермяжная порода,
С терпеньем праведным в груди,
С такой-то матерью и Богом,
Французов брали на штыки.
И на привалах в тихих спорах
Мерцала вольница звездой;
Надежды затаился порох
Над венценосной головой.
Но будет так: картечь завоет: -
Свободы, равенства? Молись!
И смерть, дерзнувших, успокоит,
И кандалами звякнет жизнь.
Но век ещё не кончит счёты,
Как то, что загоняли в гроб,
Что тенью грезилось Европе,
В Россию Молохом придёт.
И ахнет равенство картечью,
Охрипнет братство на штыках,
И над Сенатской в зимний вечер
Закрутит ветер чей-то прах. |