Сначала было слово, а потом:
донос — арест — судилище — этапы...
(А сердце обжигало, как кнутом,
и голову терзали чьи-то лапы).
Но, может быть, всё было и не так,
быть может, слово вовсе не звучало,
а лишь: донос — судилище — барак...
(А сердце било тело и кричало).
Нет, слово было, кто-то ж произнёс:
«Теперь вот этого», — и палец протянулся...
(Он в это время целовал взасос
свою жену, и ангел отвернулся).
За ним пришли: судилище — этап —
лесоповал (и боли в сердце снова) —
инфаркт — больничка — койка — эскулап
и «смерть», последнее услышанное слово.
Опять этап, но с биркой на ноге,
и возле сопки мелкая могила,
но смолкла боль, кричавшая в виске,
и, наконец-то, сердце отпустило.
Я знал его жену. Печальная вдова,
она всё мёрзла и смолила папиросы
и говорила мне: «Как больно, что слова
одни и те же для стихов и для доносов». |