Разговорить его было непросто,
Хоть выпил много и часто курил.
Худой, небритый, небольшого роста,
Он раньше в расстрельной команде служил.
Что больше всего меня в нём поразило,
Во время рассказа - эмоции ноль.
А я вместе с теми, кого выводил он,
Испытывал ту же душевную боль.
Он мне говорил : "Ты представить не можешь,
Что люди творят перед смертью своей.
Слезами и криком уже не поможешь,
Когда конвоир звякнет связкой ключей.
Кто веровал в Бога, молитву читает,
Иные скулили и ты мне поверь:
Народный артист в жизни так не сыграет,
Как ЭТИ, когда открывается дверь.
Скажу тебе честно, куда там Шекспиру.
Подмостки и стенка, здесь весь реквизит.
Беру карабин, будто Гамлет рапиру.
Я стольких казнил, что рука не дрожит.
Он выпил ещё, закурил самокрутку,
Прищурил глаза и такое сказал :
" Ты очень похож, погоди ка минутку,
На двадцать восьмого, что я рассстрелял". |