По водостокам катится вода.
Промозглый ветер.
Мартовские лужи.
И небосвод – изорванный, простужен,
как змей бумажный
виснет в проводах.
Стою в толпе у пригородных касс,
не видя лиц,
как на асфальте птица.
Мечта одна – билетик бы сейчас
и в электричке тёплой очутиться.
И за́нять место,
где-то у окна,
чтобы затем, разглядывая талость
полей, лесов, уткнувшись лбом со сна
в окно,
делить с ним страшную усталость.
Под говор пассажиров и бродяг,
под объявленья станций и рекламы
на час уснуть,
устав от передряг…
и очутиться в домике у мамы.
Где все заботы кажутся пусты.
Мне мало лет,
и в окна лезет лето.
Где правда, ложь –
наивны и просты,
как стёклышки, прикопанные где-то.
Где ни житейской прозы,
ни стихов,
где мной, босым, промерены все лужи
и в грудь не бьют,
не поверяют слов
и не вверяют раненные души…
Где нет измен,
продажности Иуд –
от клерка до правительства
и дальше…
Где раны все
до свадьбы заживут,
где слёзы льют от радости,
без фальши…
Но от себя – вовек не убежать
в другую область
или на край света.
Всё так же будут за душой лежать
все тяготы,
как письма без ответа.
Всё так же,
в пепел,
душу будут жечь
нелепые проступки и уступки,
и все ошибки, что из них извлечь
не смог урок
и скверные поступки.
И безнадёга вцепится, как в плащ
цыганский мальчик, требуя подачки…
и ты отдашь,
хоть смейся или плачь
всю душу.
Всю.
И сигарет полпачки. |