На краешке ночной октябрьской черни
продрогший воздух и сырой, и гулкий...
Но прелесть ранеей утренней прогулки
сравнишь едва ль с дневною и вечерней,
когда, от нетерпения дрожа,
торопится вперёд тебя бежать
твоя собака, выскользнув в калитку.
Засыпана листвою палой тропка.
И ты незванным гостем ступишь робко
за изгородь… И в сумерках разлитых
таинственными выглядят кусты,
торчащие едва из темноты.
Заиндевели нити паутины,
навязшие в цветках чертополоха.
Тропа к реке спускается полого.
В продрогшей рани резкий крик утиный
вдруг перейдёт в шуршанье камыша
и ты невольно замедляешь шаг.
И с лаем пёс бросается стрелою
туда, где тростники стеной высокой.
Видна за ним примятая осока
и отпечатки лап на ила слое.
Но миг — затянет мутною водой
и рыжей тиной вмятины следов.
Ты, замирая, ловишь слухом чутким,
как серая, по-утреннему, мгла
вдруг оживёт. И на собачий лай
взлетят из гнёзд встревоженные утки
и в сизой вышине совьют узор.
Ты пса зовёшь. И он бежит на зов
весь вымокший, с навязшим в шерсти сором,
встряхнётся и стремглав промчится мимо...
И исподволь светлеет с каждым мигом,
и, точно дым, глядишь, истает скоро
в березняке сереющая тень.
И вот уже видны на бересте
отметки сажей чёрные на белом.
И сумрак всё белёсей, всё бледнее.
И на востоке ягодою спелой
сквозь тучи солнце алое виднеет.
Но небо беспросветно и серо.
И хочется скорей домой, под кров.
Печь растопить, согреть с душицей чаю
и, стрелок бег в часах не замечая,
присесть с любимой книгой у камина.
И всё глядеть, как в отсветах карминных
пригревшись, спит, уткнувши в лапы нос,
на коврике у ног довольный пёс.
|
Браво!