Весна и лето, осень и зима,
Прекраснейшие года времена.
Весна от зимних холодов спасает,
А осень лето остужает.
Той чередой идут века,
И неизменно это ни когда.
Но есть на свете заколдованное место,
Где людям не вероятно тесно.
Не как им не уйти с него,
В том месте обитает зло.
Застряли между летом и зимой,
Холодной осенью, и тёплой весною.
Туман густой долину закрывает,
И солнце эту мглу не пробивает.
Жизнь в этом месте не похоже ни на что,
Пронзительный туман окутал всё.
Там кожу жжет как летнею жарой,
Внутри всём мерзнет как зимой.
И хлопья странные летают по долине,
Леса и горы все в какой-то паутине.
Всё в сырости, но кажется что сухо,
И эхо не улавливает ухо.
Там озеро покрыто странным льдом,
Ни день, ни ночь, а сумерки кругом.
В четырнадцатом веке это началось,
Виной всему людская злость.
Там, где сейчас озеро, прекрасный замок был,
В нём Генрих благородный жил.
Жена и дочь его любовью оградили,
Ему, счастливой жизни, дни дарили.
Но всё то счастье оборвалось в один миг,
Когда кортеж с его семьёй погиб.
На них разбойники в лесу напали,
Все кто в кортеже был, они поубивали.
Его семью забрали в глухой лес,
И с золотом сундук исчез.
Разграбленной в лесу стоит карета,
Убитых стражников тела, землёй согреты.
Ушей и глаз у трупов нет у тех,
Они предмет для вражеских потех.
Жену для графа присылали по кусочкам,
В реке, без кожи, выловили дочку.
От этого ум графа помутился,
В кровавого творца он превратился.
Он день и ночь искал своих врагов,
Найдя их, с ними был безжалостно суров.
Убийц тех граф не пощадил,
Разбойников всех на кол посадил.
И имена им выжег на груди,
Своей безжалостно разрубленной семьи.
С глаз по отрезал им веки,
И проклял тех людей навеки.
Сняв с кольев, их окутали в тростник сухой,
А после кинули гореть в подвал сырой.
Но перед этим граф содрал с них кожу,
И для себя он сапоги сшил и одёжу.
В подвале те разбойники скончались,
Гнить в погребе сыром тела остались.
Зловонный запах разносился по дворцу,
И это нравилось кровавому творцу.
Не остановился на убийствах этих граф,
Его земля погрязла, в ужас смерть и страх.
Он убивал людей день ото дня,
С их кожи шил одежду для себя.
В том месте зарождалось зло,
Питалось гневом Генриха оно.
Годами злоба набирала свою силу,
И замок этот, в ад уволокло.
Но Генрих с дьяволом там заключил контракт.
За то, что он вернулся с преисподней
Поставлять ему он должен души в ад,
И жить в долине, в мрачном подневолье.
Ему там служат двадцать деревень
Они вокруг всей дьявольской долины
Над ними виснет от долины тень
Те люди тьмою одержимы.
Раз в год они приходят в города
И похищают грешников от туда
Они ведут их в темные леса,
Там где долина ужаса полна
Где адское витает чудо.
Людей тех к озеру приводят его слуги,
К столбам им всем привязывают руки,
А после удаляются из леса.
Под сумрачной туманною завесой.
Вознесся замок вместо озера в долине,
В гнилой, кровавой и зловонной паутине.
И Генрих злобный вышел из него.
Огнём объята голова его.
В одежде он из кожи человека,
Дорогу простилал зловещим смехом.
В руках его был окровавленный кинжал
Им веки у своих жертв, он срезал.
А перед этим как отправить души в ад,
Над жертвами был поиздеваться рад.
К ним подойдя, он осуществлял затеи,
Свои кровавые безумные идеи.
И аспиды кусали тех людей,
И радовался этому злодей.
Отрезав веки, и содрав с них кожу,
На них напал зловещий коршун.
Он людям выклевал глаза,
И взмыл в ночные небеса.
И по долине разносился жуткий стон,
Когда с тел души забирал он.
Окутав их потом в сухой тростник,
Костёр из этих мертвых тел воздвиг.
И хлопья от костра летают по долине,
И вонь разносится горелой мертвечины.
А замок с душами под землю опустился,
В зловонном озере долины «растворился».
Ну а творец остался на земле,
В своей зловещей знойной тишине.
Он целый год блуждает по долине
В денной монашеской личине.
Обходит Генрих свои владенья
Любуется своим произведеньем.
И аспид ползает у ног его
Сопровождая господина своего.
А пепел мертвецов летает по горам,
И озеро покрыто этим пеплом там.
Он год порхает над долиной,
Пока все хлопья не застрянут в паутине.
Тогда, злой Генрих, ту личину оставляет,
В которой он в долине той блуждает
И снова, издеваясь, забирает души,
Для дьявола ведь он слуга послушный.
Веками Генрих грешников карает,
И наказание за те деяние не знает.
Но ведь настанет та пора,
Когда окончится игра.
Он сам на месте жертвы будет,
В страдальца шкуре там пребудет.
Ведь скоро кончится контракт,
Кипеть отправится он в ад.
|
