чтоб не звать по отчеству дураков,
с девяти до шести притворяясь полезным,
я ушёл, да так далеко,
что наткнулся на место, где можно повеситься.
пустым бутылкам начался счёт.
к концу дня (говорят) говорил на санскрите.
имел двух жён и многих ещё,
а кого не успел – простите.
спорил, кричал (как все, ни о чём).
мненье ничьё ничего не решало.
впрочем, думалось, жизнь бьёт ключом,
а она убива... – убывала.
но об этом молчал на руке циферблат.
он бесчисленным поколеньям
бессмысленно долбит: “не так – не так»,
а стрелки не указывают направления.
временем тоже не всё объяснишь,
тем паче, что времени нельзя верить.
я понял одно: возможно лишь
честно пожать только ручку двери.
но о двери можно и лоб расшибить.
а если скажут: “войдите”, – то сразу: “стройся”
и все поголовно учат жить,
даже те, кто жить не умеют вовсе.
а мне надоело с улыбкой кивать,
отвечать надоело, особенно – слушать.
однажды как-то решился не врать,
получилось того хуже...
время приходится отнимать
или терять, что уже ближе...
чего я хочу? хочу написать
на небе: “никто никого не слышит”.
пущай вокруг одни миражи
и главный вопрос, как всегда: “сколько?”, -
и не хочется голову обнажить
перед тем, что звучит гордо.
пущай надеждам давно каюк
и всем обещаньям давнишним крышка,
но, как журавль, я не смогу на юг,
поскольку церквей не поднимусь выше.
там, где-то яхты, тёплый Гольфстрим,
где-то Париж, в фейерверках ликует
ну и что? ну и хрен с ним!
мне и здесь не дует.
есть, о чем выпить, есть, что читать,
в толчее (иногда) встречаются люди…
счастье – это когда не нужно ждать, –
того, чего никогда не будет.
к тому же есть ещё интернет.
он для всех чья пуста обитель.
и с теми, кого ты в глаза не видел
можно перестукиваться (как в тюрьме)… |