Втянуть в полемику его довольно сложно.
Он видел все, и даже был в аду.
Тревожно было, други, так тревожно.
Поэт уснул в эдемовом саду.
Проснулся, нет ни земли, ни солнца.
И тишина, людишек тоже нет.
И тишина, свет не блеснет в оконце,
Все потому, что света тоже нет.
Нет ничего, один, ни Бога, ни пространства.
Захочешь тронуться, а лучше умереть,
И находясь в таком безумном трансе,
Поэт срыгнул такую дребедень.
Молился в крике: смилуйся, о Боже,
Ведь Ты же есть, я чувствую Тебя.
Но тишина по сердцу бритвой гложет,
А тишина от страха и ума,
Которого полно еще в коробке,
Не нужен он, но яростно кипит,
И слово застревает сухо в глотке,
И мира нет, вот испытал пиит.
Людей он видел смелых, и строптивых.
И те, при расшифровке памяти его,
Вдруг превращались в крохотных калибри,
И поднимали невыносимый вой. |
