Черное молоко рассвета... Мы пьём его вечером,
после полудня, пьём утром, в обед и ночью -
пьем и пьём, и пьём,
мы в воздухе яму копаем, в ней будет не тесно.
Человек, живущий в доме, со змеями забавляясь,
пишет,
пишет, когда над Германией смеркается,
о золоте волос твоих, Маргарита.
Пишет, но, лишь над его домом появляются звезды,
он выходит и призывает свору псов,
евреев новых сзывает свистом: ройте в земле могилу, -
и повелевает играть весёлый танец.
Черное молоко рассвета... Мы пьём тебя с ночи,
после полудня, пьём утром, пьём тебя вечером -
пьем и пьём, и пьём,
Человек, живущий в доме, играет со змеями.
Он пишет,
пишет, когда над Германией темнеет,
про золото кос твоих, Маргарита,
и пепел твоих Суламифей;
мы в воздухе яму копаем, в ней тесно не будет.
Глубже зарывайтесь, приказывает, разыграйте с землёй пьесу,
в которой одни копают под музыку других - его голубые глаза
чернее зрачка пистолета - лопаты глубже втыкайте,
пусть эти роют, а эти веселят их...
Черное молоко рассвета... Мы пьём тебя с ночи,
после полудня, пьём утром, пьём тебя вечером -
пьем и пьём, и пьём.
В доме живёт человек, золото кос твоих, Маргарита,
зола твоих Суламифей, со змеями играет.
Кричит: играйте, слаще смерти только смерть -
и вновь кричит: пускай заткнутся скрипки,
вы скоро дымом станете, могилой -
облака,
в такой могиле будет вам не тесно.
Черное молоко рассвета... Мы пьём тебя с ночи,
после полудня снова пьём смерть
из рук немецкого маэстро,
пьём вечером, утром, пьём и пьём, и пьём;
немецкий музыкант голубоглазый,
свинцовые ноты его вдохновения не больно жалят прямо в лоб.
В доме живёт человек, золото кос Маргариты,
псами нас травил, теперь могилу в небесах подарит,
со змеями играет, бредит, смерть -
немецкий музыкант,
злато волос Маргариты,
прах твоих Суламифей.
|
