Проводник

(фантастический рассказ в стихах)
Шум вокзала растаял как сбивчивый сон.
Как секунды мелькали столбы.
Сердца стук, дрязг колёс — всё слилось в унисон
как шаги по дороге Судьбы.

Я в холодном купе был совсем одинок,
и в окно надоело глазеть.
Вдруг в раскрытую дверь проводник мне: «Сынок!
Хочешь чаю — чтоб душу согреть?»

Вроде бубна вагон грохотал во всю мочь,
и в углу притаился ночник.
И глотал из стакана беззвёздную ночь
мой попутчик — седой проводник.

Он молчал и кивал, ну а я говорил,
остужая язык в кипятке,
о семье, что своими руками разбил
и любви — как воде на песке.

«Я Иуда, отец!» — так рассказ о своём
я закончил, сорвавшись на крик.
«Что ты знаешь о нём?» Я не понял: «О ком?»
«Об Иуде», — ответил старик.

Сбитый с толку, в смущеньи, я медленно стал
ворошить ту Заветную мглу:
про Пилата, про вечерю и про Христа,
и предательский тот поцелуй.

Дотерпев мой нескладный рассказ, проводник,
постарев, что ли, больше, налил
чаю — мне и себе — и, уставясь в ночник,
хриплым голосом заговорил:

«Всё — как будто вчера, хоть прошло столько лет,
но не всё обрекают на тлен.
Так и было — почти… Только — всё-таки, нет! —
я не умер в пеньковой петле».

…Поезд в завтра летел, я за чаем поник,
свою вечную глупость кляня,
а напротив меня полоумный старик
не то бредил, не то сочинял…

«Из дурманящей мглы Он их вёл на Огни,
оставляя всем ищущим нить.
Притчи им говорил — не слыхали они
то, что Он так хотел объяснить.

Лишь один ученик из двенадцати душ
видел те путевые Огни,
не дрисливый гусёнок, не мальчик, не муж —
я чужой был, наверно, для них.

Я ведь тоже всё знал — наперёд, как и Он,
надо двигаться было след в след:
Ему — крест, мне — позор и — да будет спасён,
кто уверует в Новый Завет.

Не бывает героев, когда нет врага;
а на должность врага — вот беда! —
не найдётся героя — так ноша туга.
Дураков лишь найдёшь без труда.

Фарисеев и книжников много вокруг,
кто их там различит, разберёт?
А предатель — один. И сужается круг:
вот Иуда, что Искариот!

Я всё сделал как надо в ту страшную ночь,
блеск мечей изуродовал мглу.
И ничем я уже был не в силах помочь.
И был искренним мой поцелуй…

Я сломался потом, я хотел умереть,
задушив свою трусость в петле.
Вот за это Всевышний отсрочил мне смерть —
до сих пор я на этой земле».

Проводник помолчал, глядя в ночь за окном,
по щекам покатилась вода:
«Я не предал Его! Я был с Ним заодно:
у весов ведь две чаши всегда».

Он ушёл. Ну а я до утра не сомкнул
воспалённых, испуганных глаз.
На платформу как будто бы в небыль шагнул,
вспоминая полночный рассказ.

…Часто сон вижу я — не уходит он прочь,
не давая забыть про Огни:
в полутёмном вагоне пьёт горькую ночь
молчаливый седой проводник.