Как трудно быть с подлунным миром в ссоре,
Проникшим в дом мой парою витой.
Ещё трудней, когда с собою в споре -
Приходит наказанье правотой:
«Не так», «не то», «зачем», «увы, не эти»,
«А ходики настенные идут»…
Чужие сны приходят на рассвете:
Бои чужие и чужой редут…
Минул огонь семейного камина,
И постепенно охладел мой пыл -
Необожженной оказалась глина,
Из коей Галатей своих лепил.
Не то, чтобы минувшее итожу,
Но часто ночью всё пытаюсь я
Надвинуть рифм шагреневую кожу
На барабанный остов бытия.
Покуда сыт, не хлебом лишь единым…
Уже не шепчут зеркала: «Хорош»…
«Жизнь - повесть, что написана кретином,
В ней много шума, смысла – не на грош» -
Так сказано в романе «Шум и ярость».
Меня спросили - «Знаешь, или нет,
Какая грусть таится в слове «старость»?»
Мне колченогий вспомнился сосед -
Помятый плащ, дешёвой «Примы» пачка,
Не кормлен, не ухожен и не брит…
За ним плелась трёхлапая собачка,
Такая же невзрачная на вид.
Он каждый день и в зной, и в дождь, и в слякоть
Искал скамейку в забытом дворе,
Садился, начинал тихонько плакать:
«Ах, горе-горе, горе на горе»…
Три месяца не видел я соседа,
Собачки этой тоже не встречал:
Наверное, они ушли бесследно
В один из дней к Харону на причал.
«Легко им – не дожили до маразма» -
Об этой паре я подумал так…
Весна несла рапсодию оргазма
К стыдобе не приученных собак,
А я сидел один на той скамейке,
К ноктюрну жизни ноты подбирал,
Покуда бомж в зловонной телогрейке
С земли мои окурки подбирал.
…Когда на сердце сумрачно и плохо,
И овладел душой английский смог,
Сижу и жду - должна прийти эпоха,
Эпоха стройных загорелых ног!
12 июня 2010 года, г. Харьков |
