Два дня в Киото

День первый

Саке остыл.
Уже, пожалуй, можно
проставить маркер в глубь первопричин
и выйти в лес.
В бамбуковые ножны
одеты сосны.
Сеточкой морщин
покрыты плечи Фудзи.
На экране
стремительные титры – Шинкансен
пронизывает тонкие мембраны
меж городом и небом.
Вечный дзен:
вулкан застыл в сатори, созерцая
наклон луны на небосклоне.
Пыль
веков сочится мимо.
Ветвь бонсая
навеяла полуденный сон, иль
хрустальность вод в ладонях цукубаи –
стараюсь быть довольным тем, что есть,
и жить сейчас...
Напившись, самураи
тревожат сада каменную честь
и ртуть воды позвякиваньем меди
и вспышкой молний с острия мечей.
Сгорает день в медлительной беседе
с разлапистостью кровли сосен, чей
порыв продлить подсолнечность понятен.
Темнеет тень в кругах песчаных.
Всё
внезапно стихло.
Томно предзакатен,
стареет пруд.
Лягушка.
Всплеск.
Басё.

День второй

По изгибу реки, серебристо-зелёной, холодной,
раскидал свои камни какой-то античный мудрец,
постигая кэнсё, и с тех пор постулатом исходным
обнимает вода валуны.
Суми-э образец,

лист бамбуковый спит, безупречно подчёркнутый тушью.
Калиброванный свет заливает в сады акварель.
Императорский парк огибает дворец равнодушно –
что ему суета?
Местный сёгун вчерашние хмель

и тоску по врагам изгоняет тончайшею кистью,
на белёсую плоть нанося иероглиф кандзи.
Пара тысяч иен. Покупаю.
Опавшие листья
грустно смотрят мне вслед на дороге к мечте.
Рёандзи.

Здесь, в попытках моих обнаружить пятнадцатый камень,
суть сакральный момент, апогей многолетних дорог.
Не случилось, увы.
Как школяр, проваливший экзамен,
размышляю над тем, где-какой пропустил я урок?

Первый шаг из ворот – квинтэссенция слова «начало».
Через зал чистоты Хоссуй-ин (неприличный рефрен),
сквозь квартал Понто-тё и подмостки а-ля маргиналов
возвращаюсь назад, в комфортабельный западный плен.

Перекрестье огней, кружевные сидения кэба,
кэш на счётчик – no tips!
Чемоданы-вокзал-самолёт.
Только каждой весной, с одобренья апрельского неба,
иероглиф кандзи, словно сакура, нежно цветёт…

Послесловие: