О КНЯЗЕ ВЛАДИМИРЕ, КРЕСТИТЕЛЕ РУСИ,
И НЕКОТОРЫХ ЕГО СОВЕТНИКАХ.
I.
Уж сколько ночек храбрый князь
Кошмарный видит сон,
Холодным потом облиясь,
Не сдерживает стон.
Вот, будто он идёт к реке –
А солнце так палит! –
Прохлада вод невдалеке
К себе его манит,
Одежды он спешит сорвать
И в быстрый пасть поток,
И там блаженство отыскать
Хоть малость, хоть глоток!
Князь в реку прыгает, но та
Блажь телу не даёт,
А там же, где текла вода –
Огонь стеной ревёт!
И жар, и смрад густой стоит,
Клубами валит дым,
Огнём охвачен, князь горит,
И слуг нет рядом с ним.
Невыносима боль, резка,
Сдержать неможно стон,
И видит князь, как смерть близка…
И тут проснулся он!
Холодный, липкий пот течёт,
Язык шершав и сух,
А сердца бешеный намёт
Парализует слух.
Владимир.
Что порожденье этих снов,
Узнать бы я хотел?
Ведь на ночь я не пил медов
И мяса всласть не ел.
Эге, постой, а, может быть,
Как раз-то в этом суть,
И нужно на ночь есть и пить,
Тогда смогу заснуть?
И, после трапезы ночной,
Владимир снова спит,
И снится сон ему чудной:
Он бабку Ольгу зрит.
Ольга.
Ну что, внучонок Владимир,
Всё маешься во снах?
Таким тебя иной ждёт мир,
Коль будешь жить в грехах!
В огне дымиться будет плоть,
Боль в клещи ум возьмёт,
От воплей рот порви ты хоть,
Покой, нет, не придёт!
Владимир.
Так что ж, бабуля, делать мне?
Как пыток избежать?
Неужто смерть приму в огне?
Ольга.
От смерти не умчать!
Но пытки огненных геенн
Ты можешь обойти,
Когда возьмёшь страстишки в плен,
Сойдёшь со зла пути!
Владимир.
Согласен я на всё и вся,
Покой бы лишь обресть!
Да для души спасенья я
Не буду пить и есть!
Ольга.
Тут маловато, внук, диет –
Серьёзнее вопрос,
Страстям сказать ты должен: нет!
Раскаяться до слёз!
Ведь я – как должен помнить ты –
Была душой чиста,
А могут быть душой чисты
Лишь те, кто чтит Христа!
И ты в него, внучок, поверь
И станешь светл душой!
Ну всё, прощаемся теперь,
Пора мне в мир иной.
Едва забрезжил утра свет,
Князь на ноги встаёт,
Добрыню – дядю – на совет
Скорей к себе зовёт.
Добрыня был годами зрел,
Племяшку в жизнь повёл,
Когда тот в Новгороде сел
На княжеский престол.
Владимир.
Послушай, дядя, было мне
Видение судьбы:
Мы потому живём в дерьме,
Что все греха рабы!
Добрыня.
Однако! Лихо ты загнул –
Втоптал всех оптом в грязь!
А палку ты не перегнул,
Любимый светлый князь?!
Ты знаешь: я один тебе
Бросаю правду в лоб,
Без умысла, не по злобе,
Не опорочить чтоб.
Но, если кто грешит в Руси,
Над совестью глумясь,
Любого, вон, поди, спроси,
Все скажут – это князь!
Припомни, как ты власть прибрал,
Норманнов склича полк,
Как брата лихо порубал –
Как плакал Ярополк!
Его невесту взял силком,
Убив её родню!
А блудодействовал потом
По десять раз на дню!
Владимир.
Ну ладно, дядя, признаю:
Плохой я, что тут ныть?
Вот и хочу я жизнь свою
Отчистить и отмыть.
Вступлю в христову веру я –
Она поможет мне!
Вон, бабка Ольга, веруя,
Жила, как в сладком сне!
Добрыня.
Твоя бабуля честь блюла,
Но в жизни молодой
Великой грешницей была.
Вот так, мой дорогой!
Владимир.
Я, право, дядя, не пойму,
Куда ты всё же гнёшь?
Сказал ведь, веру я приму
Христову, хошь не хошь!
Добрыня.
Да в чём проблемы, племяшок?
Лишь помни факт такой:
На свете этих вер – мешок,
Одна чудней другой!
И как бы тут не прогадать,
Не упустить свой прок!
Тебе вот что хочу сказать:
Повремени чуток.
Мы разошлём своих послов
По центрам разных вер,
И ты потом решишь с их слов,
Чей ярок Бог, чей сер!
Словам Добрыни княже рад,
Успев в уме смекнуть:
«Пока послы придут назад,
Я погрешу чуть-чуть!»
II.
Проходит время. Днями князь
Во что горазд грешит,
Ночами, в тяжких снах трясясь,
Прощения просит.
Не кажет больше бабка лик
Свой чистый и святой,
А князь как будто бы привык
Жить жизнью таковой.
И, не отправь тогда послов
В земель далёких гладь,
Быть может, князь кошмаром снов
Стал менее страдать?
Но был приказ исполнен влёт –
Ещё бы, князь так лют! –
И вот Владимиру отчёт
Посланцы отдают.
Посланник первый был в земле
Немецкой, в храмах их.
1-й посланник.
Великий князь, скажу тебе:
Красиво всё у них!
Не сквернословят, не кричат,
И в лицах злобы нет,
На лавках скромненько сидят –
Бьёт в окна солнца свет.
Их папа будет рад тебя
Принять в дом веры сей,
Он к нам взывает, нас любя,
Душой своею всей!
Добрыня князю что-то там
На ушко пошептал,
Кивнул Владимир, после сам
С весёлостью сказал.
Владимир.
Отцы и деды веру пап
Брать не велели нам.
Я в этом твёрд! Но был бы слаб,
Будь вера та от мам!
Второй посол был у болгар.
2-й посланник.
У них, мой князь, ислам,
Сказать осмелюсь, тот товар
Совсем не нужен нам!
Их храмы скудны и малы,
Унынье в них живёт,
А нудный голос их муллы
Как серп по паху жнёт!
Свинину есть нельзя, вина
Там тоже не хлебнёшь,
Плоть быть обрезана должна,
Поверь мне, хошь не хошь!
Владимир.
Ты тут наплёл, ну, прямо, страх,
Не сочиняешь хоть?!
Рука же князя лезет в пах –
На месте ли там плоть?
Владимир даже и не стал
Добрыни слушать слов –
И так всё ясно. Вот-вот в зал
Других введут послов.
Как в залу втёрся иудей,
Никто не увидал,
О вере истинной своей
Он сразу затрещал.
Мол, веры праведнее нет,
В ней блага – без конца,
Народ же их, хлебнувший бед, –
Возлюбленный Творца!
Владимир.
Так где народ еврейский ваш
Живёт, вкушая рай?
Иудей.
Покамест люд страдальный наш
Покинул отчий край.
Господь немного осерчал,
Но минет кары час –
Ковчег в родной придёт причал,
И Бог возлюбит нас!
Владимир.
Ну, вот тогда и приходи,
Вот там и поглядим,
Сейчас в нас злобы не буди,
А то, смотри, съедим!
Еврей в испуге заморгал,
Крутя шарами глаз,
Чего-то там пробормотал
И испарился враз!
Вот, наконец, вошёл посол,
Что в Цареграде был,
И не спеша рассказ повёл
О том, что там открыл.
3-й посланник.
Какая роскошь! Сотни свеч
Янтарный пламень льют,
Как патриарха плавна речь!
Как певчие поют!!
Святых икон чудесный лик
В душе рождает блажь,
Их Бог воистину велик!
Пусть, князь, он будет наш!
Ещё сказали греки мне –
Разумный, ох, народ! –
Те, кто грешит, горят в огне,
Смиренный – в рай придёт!
Коль, князь, ты примешь веру ту,
В рай с первыми войдёшь,
А если нет – сгоришь в аду,
Покой не обретёшь!..
Владимир с дядей тет-а-тет
Пьёт мёды и вино,
И для него вопросов нет,
Всё решено давно.
Но вот нюансик небольшой
Упрямо морщит лоб:
Князь – это смертный не простой,
Как все креститься чтоб!
И дядя, чашу осуша
До самого, до дна,
Промолвил чинно, не спеша.
Добрыня.
Мыслишка есть одна.
Чтоб уваженье приобресть,
На праведность наплюй!
Все силу ценят, а не честь,
Ты веру – завоюй!
Под носом греков помаши
Пудами кулаков –
И, что захочешь, получи
Без всяких лишних слов!
Владимир голову поднял,
Зря мыслей дяди ход,
И вдохновенно прошептал:
«Всё, завтра же – в поход!»
III.
Давно, в далёкие года,
Забытые, как сон,
Кроили греки города,
И был средь них Херсон.
Он вольно жил, дань не платя,
Успешно торговал,
Плевал на всех врагов, хотя
От них зело страдал.
Козаров, скифов, печенег
Рубил Херсона люд,
Их кости, вон, устлали брег,
А град, как прежде, тут!..
Вот этот славный городок
Решил Владимир взять,
Чтобы потом по праву мог
Он грекам угрожать.
Херсонцы – опытный народ,
Их просто не побить,
Крепки запоры их ворот,
Привычки вольно жить!
Была б осада в этот раз
Долга, но повезло:
Жил-был в Херсоне Анастас –
Питал он к грекам зло.
Из-за стены стрелу пустил
С записочкою он
И в ней подробно пояснил,
Как придавить Херсон:
Мол, там, за вами, на восток,
Где цепь холмов лежит,
Колодцы есть, из них поток
Воды во град бежит.
Князь в тяжких думах прежде был,
Теперь доволен, рад,
Он грекам воду перекрыл,
И сдался вольный град.
Владимир шлёт послов царям –
Их два, а не один! –
«Ну, уж теперь задам я вам,
Василий, Константин!
Столицу вашу по камням
Развею, раскачу,
И в ней правитель буду сам,
Лишь это захочу!»
Цари-братья теперь слабы –
Далёк величья час –
Эх, лет полста назад кабы…
Но то – другой рассказ!
Теперь должны они обид
Густую желчь глотать,
На князя русских, что сердит,
С надеждой уповать.
А тот же, гордый сам собой,
Их требует сестру –
Мол, будет Аннушка женой
Любимейшей ему!
На то Василий, Константин
Владимиру в ответ:
«Вот станешь ты христианин,
Тогда проблемы нет!
Согласен русский князь, ведь он
Всё к этому и вёл –
Не только будет окрещён,
Ещё – жену нашёл!
И вот она, хрупка, юна,
В свирепый, дикий край
Братьями сплавлена одна,
Хоть плачь да помирай!
Ведь греки знали: там живут
Не люди – дикари,
Друг друга режут и жуют
Без роздыха они!
Сидят в лесах под сенью древ,
Не моют на ночь ног,
Супруг гоняют, озверев,
Из них весь выжав сок.
А главный князь – Владимир их –
Не воду пьёт, а кровь,
Не видел в жизни прозу, стих,
Не слышал про любовь!..
И Анна, с участью смирясь,
Колена преклоня,
В молитве шепчет.
Анна.
Пусть тот князь
Не сразу съест меня!
Ведь я ещё так молода,
Не знала жизни цвет,
За что же, Боже, я тогда
Покину этот свет!?
И вот, когда она уже
Слегла в тоске своей,
Глас Божий явственно в душе
Совет свой подал ей.
Голос.
Не бойся, дщерь моя, не плачь –
Благословен путь твой!
Жених теперь твой не палач,
А в будущем – святой!
Когда прибудешь ты в Херсон,
Его я ослеплю
(Едва тебя увидит он,
Приблизясь к кораблю).
Ему ты скажешь: крест прими
И станешь снова зряч,
Грехи с души своей сними,
В раскаяньи поплачь.
Ну, в общем, ты сама давай
Слова там подыщи,
Потвёрже будь, не унывай,
Не бойся, не пищи!
И Анна сразу ожила –
Улыбка на устах –
Ну, прямо роза расцвела
С утра в густых кустах!
Всё точно так произошло,
Как Божий глас вещал:
И ослепление прошло,
И крест свят князь принял.
Не видит Анна дикарей –
Как ласков русский люд!
Поют хвалебны песни ей,
Княгинею зовут!
IV.
Жил долго славный русский люд,
Язычество хваля,
Так вот вам: веровать зовут
В небесного царя!
Вдруг, всё, что было, шлите на
Висюльку между ног!
А как же с верой в Перуна?
А Велес как? Сварог?
Пускай ты князь, пусть ты велик, –
С народом ласков будь,
Всё объясни, ведь наш мужик
Привык во всём зрить суть.
И лишь её увидит он –
Хотя б на дне ковша –
От радости испустит стон –
Твоя его душа!
Тогда он в воду и в огонь
Шагнёт, крича: «Авось!»
Пройдёт сквозь адский смрад и вонь,
Пробьёт скалу насквозь!..
Владимир не был в мыслях скор,
Но скор он был в делах:
Велел забыть всем с этих пор
О хорсах, перунах,
Чтоб даже думать кто не мог
Об идолах богов,
Чтоб ни Дажбог и не Стрибог
Не прыгал с языков!
Но наш народ, когда его
Придавит силы пресс,
Вздымает дух сильней всего,
Живёт рассудка без!
И, лишь Владимир Русь прижал,
К кресту её гоня,
Свободный дух забунтовал,
Крестителя браня.
Добрыни дяди, жаль, нет тут,
Он князя только мог
Смягчить, когда бывал тот крут,
Убавить гнева ток.
Но мы забыли (как же так?),
А Анна, дщерь Христа?
Она в российский кавардак
Попала неспроста!
Она супругу лоб крестом
Размашисто сенит,
Его целует, а потом
Спокойно говорит.
Анна.
Мой любый, ты сильнее всех,
Кто спорить с тем бы смел?
Но вот ума ты, просто смех,
Набраться не сумел!
Чего ты давишь свой народ?
Стремишься выжать сок?
Ты посмотри: промчался год,
А есть ли в этом прок?
Владимир.
А что ж, я должен бросить всё
И, громко лебезя,
Поправ достоинство своё,
Взывать к ним: эй, друзья!
Я вас прошу, нет, я молю
Принять Христов завет,
Я всех как братьев вас люблю…
Какая чушь и бред!
Анна.
А что ж ты хочешь, милый мой,
Ведь заповедь гласит:
Люби чужих, как облик свой,
Не делай им обид!
Владимир.
Да я!..
Анна.
Не спорь! Мой слушай слог –
Глаголет им Господь!
Он тоже хочет, чтоб ты смог
В себе зло побороть.
Ну, хорошо, представь: мечом
Ты всех загонишь в храм,
Не объяснив им, что почём,
Обрясть что смогут там.
Пройдут года, века. Народ
Постигнет веры свет,
Но князь Владимир только вот,
Люб будет им иль нет?
Терпеньем же вооружась,
Любви излив настой,
Им будешь ты не просто князь,
Как минимум – святой!
Наш князь, молчание храня,
Главу подпёр рукой,
В ней – мысль одна, его дразня,
О том, что он – святой!
Увидел чётко пред собой
Он свой святейший лик,
И нимб златой над головой
Бросает яркий блик!
Владимир.
Юна ты, Анна, но умом
Куда мне до тебя!
Права ты: в облике святом
Смотреться буду я!
Отныне же родную Русь
Одену в доброту –
Любовью я загнать берусь
Народ во храм к Христу!
Анна.
Ещё скажу тебе я, князь,
Пусть слуги алтаря
По всей Руси идут, крестясь,
Глас Божий всем даря.
Но ты же сам примером будь –
Грешить нельзя ни-ни! –
В святые очень долог путь,
Как годы длятся дни!
Но князь наш мыслями далёк,
Не слышит Анны слов,
Он видит множество дорог,
На них – своих послов,
Они и там, и тут снуют,
Неся добро и мир,
Ему же здравия поют:
Будь славен, Владимир!
Уснул князь крепко. Анна с ним
Сидит, скромна, тиха,
Ну, словно нежный херувим,
Не ведавший греха.
И Божий глас, тепло даря,
К ней снова снизошёл.
Голос.
Не унывай же, дщерь моя,
Всё будет хорошо! |
