Японская печаль

Все эти ЧС - это фигня. Нет, бывает, конечо, что кто-то невменяем - но таких проще игнорировать, да и немного такой публики. Софира, Джон, у вас хорошие стихи. Я тоже знаю, что пишу вполне гладко. Беда в другом: хочется писать не гладко, а хорошо. А я не понимаю совершенно, почему одни стихи просто легко читаются, в них не  спотыкаешься о разные корявости, но и, в общем-то, они оставляют равнодушным, а от других - мурашки по коже и ощущение восторга? Где она, грань, отделяющая поделку, пусть и добротную, от чуда? Быть может, есть какие-то чисто технические заморочки, которые позволят - нет, не сделать НАСТОЯЩЕЕ, но хотя бы приблизиться к нему? Вот поэтому-то я открыт для любой конструктивной критики.
Вот прочтите, какую замечательную штуку я нашел у Thelonewolf'а, Автора зовут Павел Шульга. Его  страничка здесь: http://www.stihi.ru/avtor/thelonewolf , и он не печатается на бумаге, формально - любитель, как и мы, но какая силища!
Почему я публикую ЧУЖОЕ стихотворение? Потому, что надеюсь, что кто-то еще прочтет и, как и я, получит свою порцию радости и от стихотворения, и от того, что кто-то может из слов сделать маленькое чудо. Пусть и у вас будет в душе гордость от того, что такие стихи еще кто-то умеет рожать. Итак, читаем.

Ты помнишь

Ты помнишь: зимними вечерами гудело пламя в печной трубе, снежинки липли к оконной раме, а он читал – лишь одной тебе. Как он читал! Этот хриплый голос, глубокий, словно ночная тьма… и пела вьюга – под это соло так сладко было сходить с ума. В полуподвальной каморке тесно: пригнувшись, входишь в дверной проём. Зато в потертом уютном кресле вы помещались легко вдвоём. Тепло ногам, а в груди истома; щека твоя, а плечо – его. Был запах ночи и запах дома, а больше не было ничего.

Все это в прошлом… Листок газеты, на нем – осколки твоей мечты. Два карандашных простых портрета: «вот это – я, а вот это – ты». Все в прошлом. Автор ушел со сцены, на ваших жизнях поставив крест, и с тихим треском сложились стены смешного мира на пару мест. Летит, летит кувырком каморка куда-то к чёрту в тартарары; исчезло кресло, сорвала шторки орава уличной детворы; навеки сгинув, погасла печка, дрова сгорели давным-давно. Двум нарисованным человечкам не жить, конечно же, все равно. Разбито в щепки твое корыто, ты это знаешь давно сама. Нет больше Мастера, Маргарита... Вы оба просто сошли с ума. Вы проиграли в игре без правил на самой мрачной из всех планет. Вам не поможет ни Бог, ни дьявол, ведь вас самих и в помине нет.

…Да, вы исчезли. Вас поселили в хрустальном мире – в раю? В аду? Здесь пруд, заросший ковром из лилий, а подле – домик в густом саду. Здесь все застыло, ведь вам обещан покой – вне времени, вне границ. В хрустальном мире не видно трещин - он монолитней любых темниц. Здесь гаснут звуки и рвутся строки, слова уходят в сыпучий грунт, а замечтаешься ненароком – и день закончится в пять секунд. Здесь все, что было – давно забыто, и от тоски не сжимает грудь. Нет больше Мастера, Маргарита. Да, право, был ли когда-нибудь? И вы молчите, смеетесь тише. И, словно выстрел в ночи в упор, ты понимаешь, что он не пишет, не написал ни строки с тех пор. В пустом безвременье вы застыли, как пара бабочек в янтаре. А ведь недавно совсем не ты ли молила стрелки бежать скорей?

Но день придет: соберется буря, и с неба хлынет, как из ведра. Он поглядит за окно, прищурясь, и ты почувствуешь: вам пора. Он улыбнется вдруг так знакомо, минуя реплики, напрямик – и вновь появится запах дома, такого близкого. Хоть на миг.