басня
Лев-парий много дней терпел голодный пост,
Страдал он от жары, в пустыне ночью мерз,
И по уши в грязи пересекал болота,
Но зебру он добыл удачною охотой.
За трапезу взялся спокойно гордый лев,
Стал мяса выбирать кусочки поприличней,
Куда ему спешить? Тут пищи хватит всем
И кто отгонит льва от собственной добычи?
Савана замерла, затихло все вокруг
Трапезничает царь голодный и усталый,
Стервятник в небесах слегка лишь сузил круг,
Да где-то в трех верстах затявкали шакалы.
И рыком грозный лев судьбу благодарит,
За щедрый этот дар и добрый аппетит.
Но и пред львом не все коленопреклоненны
И вот незваный гость пришел в лице гиены.
Гиена льва и дичь завистным смерив взором,
Решила для себя: «Он кончит есть нескоро!
Но я ли не мастак и смуты и раздора?
Что силой мне не взять, то я возьму измором.
Я в косы заплету царю зверей все нервы,
И станет хмурым день, и вкус добычи скверный,
И сочный зебры бок, как падаль засмердит,
И бросит лев еду и дебри убежит.
Я стану хохотать, примусь я улюлюкать,
И как шакал визжать, как дикий кот мяукать,
Я сонмом всех чертей обрушусь на него
И благородный лев не вынесет того.
Смотри не подавись! – гиена говорит, –
Какой ты царь зверей?! Что у тебя за вид?
Вся грива в колтунах, от грязи шерсть лоснится,
Сподобил нынче Бог хоть падалью разжиться.
Вы подлый львы народ, по сути, тунеядцы,
В одном лишь мастера – собою любоваться.
А львицы вас корми, а вы – дели обед,
А голод или мор – вы в парии от бед».
« Презренная, уймись, добром тебя прошу!
Я скоро свой обед неспешный завершу,
И твой черед придет набить себе утробу,
Не порти праздник мне, ввергая душу в злобу!»
«Хо-хо, как бы не так! Изнеженный какой!
Пока он падаль ест, не стойте над душой!
Не рыкай на меня, сверкая гневным оком,
Я тоже стану есть, с другого только бока.
Попробуй отказать в законном мне куске!»
И взвилось тело льва в стремительном прыжке.
И кончила та тварь в тот день на редкость плохо,
Со сломанным хребтом побилась чуть и сдохла.
А в том краю права зверей блюла лиса,
Воскликнула она: «Святые небеса!
О, царь, ты сам себя подверг сегодня сраму,
В лице гиены ты посмел обидеть даму!
А как же феминизм? Приличья этикет?
Ведь твой поспешный суд подобье произвола,
Ей молвил лев в ответ:
«У наглости нет пола!
Коль станешь разбирать, какого пола вошь,
И бегать от гиен, то с голоду помрешь.
А станешь про права нести мне ахинею,
То гривою клянусь, ты ляжешь рядом с нею».
Лисица убралась, наевшись, лев ушел,
Спустились грифы вниз, шакал семью привел,
И растащили все, и лишь мораль осталась:
За все приходит счёт, и том числе за наглость.
24. 03. 10 г.
|
