В этот день я проснулся взрослее на год и тотчас
увидал из своей зарешеченной детской кроватки,
на блестевшем на солнце полу, "инородный пластмасс" –
как в сюжете Петрова и Водкина – красной лошадки.
И в момент этот скорбный угас весь мой праздничный пыл.
Я смотрел на лошадку и думал: ну это уж слишком!
Ведь я помню, что мамой, давно, к дню рождения был
мне обещан не конь беспонтовый, а плюшевый мишка.
И я тихо заплакал от горя, повесив на стул
было взятые мною штаны, и поджавши коленки,
в одеяло плотней завернулся и снова уснул,
отвернувшись навеки от мира жестокого к стенке.
Я не слышал, как мама о чем-то шепталась с отцом,
торопясь выходила куда-то и снова входила,
как отец надо мною склонялся с серьезным лицом,
и в открытые окна июньское солнце светило.
А когда я проснулся опять, горемыкой в пять лет,
прояснилась печаль, наконец, на лице моем хмуром.
Ведь сидящий напротив, в родительском кресле предмет,
был медведем огромных размеров, прекрасным и бурым! |
