Ночью вдруг пронзит, как шилом грудь,
хоть и нет ни в чём твоей вины,
но дано и требует замкнуть,
завершить гештальты, что темны,
яростный, не выплеснутый крик
в никуда, в пустые небеса,
где лишь равнодушный лунный лик,
да из млечных капель полоса.
Чувствуешь, как по спине озноб,
тянет холодком из темноты,
страхом, сквозняками чьих-то злоб,
и не защищён пред ними ты.
Только, напрягаясь, всё ж стоишь
и не отступаешь ни на пядь,
стропы приготовив для души,
чтоб, уж если падать – полетать.
|