Когда-нибудь познаю в белом свете,
Пойму забитым разумом моим,
Как в непорочной чистоте отрады лета,
Прощался с жизнью старый пилигрим.
Без лишних недомолвок и стенаний,
Касаясь сердцем краешка небес,
Он растворял в душе восторг страданий,
В нарядах белых чопорных невест.
И балансируя между проклятьем ада,
И берегом, где расположен рай,
Овцой смиренной немощного стада,
Суда последнего решению внимал.
Над ним носились божьей силы ветры,
С телес срывая лоскуты одежд.
И восторгались сполохи кометы,
Сжигая трупы бешеных невежд.
И мира недостойного похмелье,
Отрыжкой полонило все вокруг,
Сжимался от проклятой смеси зелья,
Любовью сохраненный жизни круг.
И пилигрим, раскатывая скатерть,
Отрыгивая гадость бытия,
Все поминал в раскатах чью-то матерь,
И костерил беззубым ртом меня. |
