***
7 мая 2008 г.
Как близко, явно закипает
России желчь, России кровь!
Косматый зверь приподымает
башку над лапами; готовь,
моя душа, платки побольше,
бинты пошире, мрачно пей.
Мне все равно: с небес, из Польши,
со стороны морей, степей,
откуда выйдут мои братья,
размахивая обухом.
Тогда не сможешь доказать им,
кем был ты, кто виновен в том,
что мир свихнулся и растравлен.
И вытрет сибиряк по мне
сапог листком, где недоправлен
остался гимн его стране...
***
Бессмысленные войны. Атака за атакой!
Столетья, как патроны, ссыпаются в костер...
В них все перемешалось и затянулось маком.
Там гоплит равен танку. Плуг туп, а меч остер.
Без драки страшно скучно. Империя в упадке.
Поэт о мире мямлит, как в мульте Леопольд.
Вожди же легкой фразой меняют текст в тетрадке,
в фаланги превращая Тристанов и Изольд.
Радость
Мы с тобою поплывем на благолепный мыс, который
в эту пору в перламутрах и в лазури утопает.
Там взойдем по синим склонам, отягченных лоз касаясь, лета налитых корпускул.
Ешь, мой ангел, не стесняйся, отрывай нагие грозди,
фиолетовые кудри не нуждаются в пощаде.
Им лишь этого и нужно, лишь сочиться по предплечью, капать в рот круговорота...
У Деметры много писем, пышных кружевных скрижалей, зеленеющих посылок.
Отнимая плод у ветки, ты прочитываешь Вечность, ты целуешь прямо в щеку
разомлевшую старуху - что еще засоне надо? Я смеюсь, я не ревную.
Дальше, дальше по тропинке, извивающейся в гору!
Пастухи стоят с кругами буколического сыра -
вот что может приключиться с молоком, когда хозяйских надавать ему пощечин,
с молоком густым и белым.
Вот вино! К нему поэты иногда питают слабость,
почитатели таланта мускулистого маэстро.
Но и все ж, как быстро смерклось!
...Льются древние преданья из сказителей суровых.
Выливаются на волю из коричневых гортаней, как из треснувших кувшинов.
Искры на твоих ресницах...
Обхватившую колени, вот такую, как сейчас ты,
я тебя бы к звездам поднял,
всей Вселенной показал бы,
будто символ неотступной, неуемной жажды жизни!
Но и все ж, как быстро смерклось...
Ты откидываешь полог и склоняешься в молитве.
Ночь пронзающая светом, Радость бережно прикроет
наши веки и снаружи встанет с лунной алебардой.
1996-2007.
Катастрофа
Пришел домой, уселся за стол.
Придавил ладони глазами.
"Всё... всё, всё, - прошептал.
Какая нелепейшая катастрофа!..
Забитый книгами шкаф,
сотни разорванных черновиков,
страданья, лишенья, судьба,
которой, как кукле,
вывихнул самолично суставы,
цели, мечты, идеалы,
а главное - мусор стихов,
все наважденье, бесовский мираж,
пляжный халат на февральской дороге"!
Кутайся лучше в газеты, малыш,
или поплачь над беднягой Рэмбо,
или стакан опрокинь, закури,
дым символично развей,
под иконы ступай
и за старое вновь принимайся.
20 мая 2008.
Иван Сусанин
Как одиноко, Боже, сколько мрака!
Иссиня-черных сводов глухота.
Чу, вдалеке залаяла собака,
раздался крик - и снова пустота.
Она в груди, она в чужих глазницах,
в дежурных фразах типа "как дела",
и нет спасенья, древняя столица,
сама врагов к себе ты привела.
Не узнаю дороги и пейзажей,
какой-то мост, машины, лаз в метро,
рукопожатья вымазаны сажей,
порой окликнут - да и то добро.
Снимаю шапку, улыбаюсь тихо,
по-русски с каждым встречным говорю,
но воет в логове тоска-волчиха,
отброшу посох, сяду, закурю...
Есть, бают, в дальнем море чудо-остров,
где человек один давно живет,
спасаясь там от иглокожих монстров,
с зонтом по брегу бродит и поет...
5 июня 2008 г. Киев.
Тот
1.
Тот, который никому не нужен.
Я вижу его в магазинах, в метро,
Несет его, словно огрызок, толпа,
Висит он в трамвае на поручне,
Курит растерянно возле сберкассы.
Катит коляску с ребенком, в церкви стоит со свечой,
Ужином давится в кухне холодным.
Пашет за доллары или гроши,
Возится под одеялом с женой,
Смотрит дурацкие фильмы о том, чего нет и не будет.
Книжки читает, где правды давно ни на грош.
Слушает музычку тупо, пьет теплое пиво.
Всюду, везде он - больной незнакомец,
Давно сумасшедший, но хитро скрывающий боль.
Под небом мышиным, без имени, родины, близких, семьи,
Затравленный, всех посылающий на хер,
Тот, кто не нужен ни мне, ни тебе,
Растущий гигант-параноик с твоим и моим лицом.
2.
В.А.К.
Ты только крохотная точка на снегу,
Ты искра, выпавшая в круговерть и бездну.
Ребенок в заколдованном кругу,
Бродяга в кацавейке затрапезной.
Так что ты ждешь еще? Твое чело
Не лавра просит, а терновых игл.
Тебя давно бесследно замело.
Века назад... Как дерзко прыгал
Когда-то зайчик солнечный без слез
По хвойным иглам на фотообоях!..
Был путь янтарен, а теперь белес.
Кто был любимцем, тот умрет в изгоях.
Cамозванцы
- Чё это у тебя?
- Бубен Страдивари
- Он же, вроде, скрипки делал?
- Для лохов - да. А для серьезных людей - бубны...
Гремят победно бубны Страдивари!
Король на подиум взбегает, гол.
Стал дипломатом Человек в футляре.
Купец Паратов в пасторы пошел.
Курагин маршал строчит мемуары,
как он Болконского закрыл собой.
Гуманитарные везет товары
предприниматель Плюшкин дорогой.
Согласен с Хлестаковым далай-лама,
что всякий аферист - орангутанг.
От мэтра Шарикова кинодрама
взорвала Канны. "Женщина-мустанг"!
В ней Лиза, новым видом недовольна,
от Митрофана доктора ушла.
Звезда Грушницкий на концерте сольном
ей дал надежду тенором козла.
Дантес обрился и навел наколку
"Большой поэт", и всякий пол усох.
А Смердяков читает "Комсомолку",
где доказали: Достоевский - лох.
10-22 июня 2008.
Воспоминание о 10-й части
Когда срывает караул
тревога с теплых топчанов,
еще в ушах мы слышим гул
каких-то снов, каких-то слов.
И нам невидим в темноте
бегущий впереди сирен,
единорог, дающий крен,
в своей слепящей красоте!
***
"На башне спорили химеры,
которая из них урод"
Мандельштам.
Пока в погибающем мире до хрипа
политики спорят, который глупей,
жасмин увядающий пахнет, как липа,
и режутся зубки у дочки моей.
Немного еще - и до ручки калитки
достанет она. А потом и уйдет.
Не табору вслед - колесу от кибитки.
Не розы срывать, а оглодки щедрот.
Но, может, Господь, как принцессе из сказки,
ей дарует домик в дремучем лесу?
Иль кролик в перчатках состроит ей глазки
и сада фантазий откроет красу?
***
Все больше осени в городе. Все лучезарней простор.
Вороны клюют вчерашний день в картонных коробках.
И я бы хотел под сухими ребрами неба
держать за руки тебя и малышей
и ржавую пену пинать ботинками где-нибудь в парке.
Что тут говорить? Опадают дожди и слова.
А мы удаляемся, катимся вдаль, как мечты,
как горсть виноградин по тихой наклонной аллее... |